Глава 11.
Чужая реальность
Когда мы вернулись, Сиэло уложил раненого на диван. Мы сняли с мужчины обувь и подстелили ему под ноги старое покрывало. Затем Сиэло попросил меня плотнее занавесить окна, чтобы снаружи не было видно света. Ухаживая за мной, он делал то же самое. И разжигал камин только по ночам.
Пока огонь разгорался, Сиэло принёс из кухни ведро воды, нож и остатки бренди в запыленной бутылке, а из кладовой – длинную верёвку. Потом ушёл в спальню, сказав, что ему там надо еще кое-что найти.
В отсутствие Сиэло я успела немного лучше разглядеть раненого.
Мужчина оказался старше, чем я полагала вначале. Ему было около тридцати. Круглое лицо со смуглой, обветренной кожей заросло жёсткой, тёмной щетиной. Широкая переносица хранила след давнего перелома. Верхняя губа была рассечена и измазана грязью и запекшейся кровью. Одежда превратилась в жалкие лохмотья, но все же я мысленно согласилась с Сиэло: некогда этот костюм и рубашка выглядели по последнему слову моды и приобретались в дорогом магазине.
Раненый на минуту затих, а потом опять начинал метаться, вцепляясь пальцами здоровой руки в край дивана. И я заметила, что, даже находясь без сознания, он постоянно стискивал зубы, стараясь не застонать, будто дал себе внутреннюю установку не привлекать ничьего внимания.
«Наверняка за ним охотились! - догадалась я. – Он скрывался, опасаясь быть обнаруженным».
В этот момент в гостиную вернулся Сиэло. Он нес в руках свернутую простыню.
- Не возражаешь, если я сейчас разрежу ее на бинты? – спросил он.
- Почему я должна возражать?
- Ты сказала, что это – дом твоего возлюбленного. Значит, здесь находятся ваши вещи. Вот я и спрашиваю: ты не против?
- Нисколько.
Сиэло налил воду в чайник и привычным образом приспособил его греться над камином. Затем, ополоснув нож, позволил воде стечь с лезвия, стряхнул последние капли и попросил меня подержать простыню за край. С моей помощью он ловко и быстро нарезал материю на одинаковые полосы. Еще раз обдав нож водой, Сиэло поднес лезвие к огню.
- Что ты собираешься делать? – спросила я, понимая уже, что одной перевязкой дело не обойдется.
От молчаливых приготовлений Сиэло становилось не по себе.
- Готов поспорить, пуля все еще внутри, - промолвил Карвалио, указывая кивком на раненого. – Хорошо, если одна… Чёрт! – он вытащил лезвие из пламени. - У меня нет ни обезболивающего, ни наркоза! И я не врач. Если случайно проткну ему сухожилие, то оставлю инвалидом на всю жизнь. Если задену артерию, он истечет кровью!
- Но если ты ничего не предпримешь, он умрёт от нагноения. У нас нет выбора. Поэтому успокойся, ты все делаешь правильно.
Сиэло швырнул нож на кучу бинтов и стал разминать пальцы рук.
Увидев, как сильно он нервничает, я подошла и обняла его за плечи. Сиэло не стал отстраняться, наоборот, привлёк меня ближе к себе.
- Всё хорошо, - стараясь казаться спокойной, произнесла я. - Говори, что надо делать, и я помогу.
- Придется его обездвижить. Иначе говоря, крепче привязать к дивану, но так, чтобы у меня остался свободный доступ к раненой ноге и руке. Верёвка здесь есть, она достаточно прочная, так что сойдет. Возьми пару полосок ткани и свяжи их вместе. Надо сунуть ему между зубами жгут, иначе он себе язык прикусит.
- Поняла. Но ты… сначала ведь напоишь его бренди? Вместо анестезии?
- Забудь, - коротко обронил Сиэло. – Бренди хватит только на то, чтобы продезинфицировать руки, нож и рану.
- Ты его по живому резать собрался?! – ахнула я.
- А думаешь, у меня просто так пальцы дрожат? – задал встречный вопрос Сиэло.
- Господи…
- Иден… Помоги мне связать его, а потом уходи в другую комнату. Закрой дверь и молись за нас обоих: чтобы он не умер, а я не стал бы его невольным убийцей.
- А кто тебе свежие бинты подаст? Воду поменяет? И вдруг мне его, даже связанного, держать придется? Он все равно будет дёргаться! Короче, я остаюсь.
Сиэло открыл рот, чтобы возразить, но потом, вспомнив, как я взбунтовалась против его опеки полчаса назад, сказал:
- Ты либо сумасшедшая, либо до смерти упрямая.
- И то, и другое, - с вызывающей улыбкой ответила я. – Начнём?
- Да, - и Сиэло протянул мне свободный конец верёвки.
***
Я сидела в тёмной спальне на разобранной кровати, поджав под себя ноги, и меня била крупная дрожь, несмотря на то, что в доме было очень тепло.
Приблизившись, Сиэло осторожно положил руку на моё плечо.
- Ты в порядке?
- В полном, - ответила я, стараясь успокоиться.
- Я предупреждал: тебе стоило уйти.
- Не говори чепухи. Я не неженка. Всяких ран и крови на своём веку повидала достаточно. Меня другое беспокоит. Он выживет?
- Должен. Раны я ему промыл и продезинфицировал. Обе пули из ноги извлек. Думаю, обойдётся. И рука заживет. Вопрос, конечно, сможет ли он потом ею действовать. Все пять пальцев были переломаны в нескольких местах… Больше похоже на то, что руку ему исковеркали нарочно. Не повезло бедняге.
- Он спит?
- Да. Я влил в него остатки бренди, надеюсь, это хоть немного снизит чувствительность к боли, но через некоторое время он опять начнёт метаться. Одно из двух: он к утру или придет в сознание, или его раны загноятся повторно, а тогда за положительный исход я не ручаюсь. Но я рассчитываю на первый вариант. И еще я не представляю, где мы возьмем столько чистой ткани, чтобы регулярно менять ему повязки! - тут Сиэло присмотрелся внимательнее и заметил мое состояние. – Иден, тебе нужно во что-то закутаться.
- Не откажусь. Спасибо.
Он взял покрывало из шкафа и заботливо укутал им мои плечи.
- Хочешь горячего чаю?
- Нет. Не стоит лишний раз разжигать огонь. Мы и так рискуем привлечь к этому дому внимание.
- Может, ты голодна? Я понимаю, что кормить молодую женщину третий день подряд одними финиками – это форменное издевательство, но если ты проголодалась, то я принесу немного…
- Знаешь, завтра давай вместе что-нибудь другое найдем. Мы совсем немного прошли пешком за день. И я нисколько не голодна и не падаю от усталости. Обычно, когда я работала в компании отца, приходилось постоянно ездить из офиса в офис, составлять отчеты, встречаться с воротилами бизнеса, иногда лететь утром на один конец земного шара, а вечером – на противоположный. И всякие заседания совета директоров требовали столько сил и нервов! Здесь я, можно сказать, отдыхаю.
Я почувствовала, как его рука невесомо прикоснулась к моим волосам, но Сиэло тут же поспешно отдернул ее.
- Ты отважная женщина. Я за всю жизнь только еще одну такую же встречал.
- Сеньориту Фернанду? - понимающе улыбнулась я. Озноб понемногу утихал.
- Да. Но гораздо чаще я называл ее Тэсоро (11), - признался Сиэло, и в голосе его послышалась нежность. – В клинике Акапулько, где меня оперировали три месяца назад, она работала медсестрой. Я потерял много крови, и когда мне потребовалось срочное переливание, выяснилось, что донорской крови моей группы нет.
Впервые он заговорил о своих отношениях с этой женщиной по собственной инициативе. Я стала внимательно вслушиваться в его слова, но на меня опять вдруг накатило ощущение нереальности происходящего.
- Фернанда отдала свою кровь, чтобы спасти меня, хотя сама была сильно ослаблена после болезни. Ей этот благородный поступок мог дорого обойтись.
- Она спасала любимого. Это естественно, - тихо ответила я. – Каждая женщина поступила бы так же.
- Нет, ты не понимаешь, - Сиэло слегка отодвинулся, будто только теперь осознал, что все это время сидел чересчур близко ко мне. – Я тогда был еще для Фернанды совершенно чужим. Она просто человек такой. Всех спасти пытается. В ту больницу меня притащили люди Гомеса в бессознательном состоянии по причине того, что операция, сделанная год назад, оказалась неудачной. Если не вдаваться в подробности, я жил и не знал, что таскаю внутри себя инородное тело.
- Какое? – с напряжением спросила я, вспоминая, что иногда из-за халатности врачей внутри больных оставались зажимы и даже скальпели.
Сиэло помолчал, будто размышляя, стоит ли говорить, но потом все же вымолвил.
- Пулю.
Ощущение нереальности усилилось.
- Не люблю вспоминать. Прости, что я вообще начал эту тему…
- Нет, – перебила его я. - Если тебя что-то сильно затрагивает до сих пор, лучше сразу выговориться. Станет легче. Так говорила Эмма. Мой психотерапевт.
Сиэло удивленно воззрился на меня.
- Ну, если она так говорила, - произнес он. – Тогда ладно. Год назад, как ты уже знаешь, в Лос-Анджелесе я попал в автомобильную катастрофу, подстроенную конкурентами босса. Ночью, далеко за полночь, я возвращался на машине домой. У поворота резко притормозил из-за того, что мне наперерез выскочил огромный грузовик без номеров. Из него в меня и Хавьера неизвестные произвели несколько выстрелов. Гомес не пострадал, а в меня попали. Одна пуля вошла под левую ключицу, другая проникла глубже, под лопатку. Не знаю, уж кто из нас от неожиданности нажал на «газ», но машина снялась с тормоза, съехала на обочину и врезалась в металлические ворота какого-то близлежащего склада. Это последнее, что я помню. Дальнейшее мне известно только по рассказам Хавьера. Он сказал, что первую пулю из меня извлекли час спустя в клинике для бедных, потому что, по его словам, туда доехать было быстрее всего. Там врачи не задавали вопросов. К тому же, можно было договориться, чтобы они не заявляли в полицию о случившемся. После операции Гомес увёз меня из Штатов и спрятал на вилле одного нашего общего друга где-то в Сьерра-Мадре. Послеоперационный рубец скверно заживал... В конце концов, знакомому Хавьера через полгода срочно пришлось везти меня в Акапулько, чтобы сделать снимок, когда я однажды потерял сознание средь бела дня. Тогда-то и обнаружилось, что мне потребуется новая операция. Вторая пуля уже начала двигаться в тканях, приближаясь к лёгочной аорте. В процессе операции мне по несчастливой случайности задели крупный сосуд, и произошла серьёзная кровопотеря. Фернанда в тот день ассистировала хирургу. Она согласилась на переливание, потому что только у нее оказалась четвертая группа крови с отрицательным резусом. Я помню, как очнулся в палате, а она лежала на соседней кровати, с трубками в руке и с темными кругами под глазами, но смотрела на меня со счастливой улыбкой. Все это время она искренне молилась лишь о том, чтобы я выжил. Вот так мы и познакомились.
Я изо всех сил старалась не показать Сиэло того, что чувствую. Это было похоже на кошмар, который видишь открытыми глазами, и все никак не можешь проснуться.
Невероятно. Сиэло ранили примерно в то же время, что и Роберта. И тоже волей случая промахнулись совсем чуть-чуть мимо сердца, попав в область ключицы. У него та же редкая группа крови, что и у Робби...
Присутствовали, конечно, в их историях и отличия. Из Роберта в свое время извлекли одну пулю. Из Сиэло - две.
В случае с Робертом местом действия была Санта-Барбара. На Сиэло покушались в Лос-Анджелесе.
Но если подумать - это совсем близко…
Роберт находился после ранения в Санта-Ане, потом переехал в Акапулько. Сиэло покинул Штаты и жил на вилле Гомеса в горах Мексики, но в итоге тоже оказался в Акапулько.
«Ну же, Иден, - говорила я себе. – Ведь есть что-то общее во всех этих событиях! Соображай скорее».
Картина не складывалось. Более того, она разваливалась еще быстрее при любой активной попытке ее сложить. У меня создавалось впечатление, что мой мозг, как машина, завязшая по самое брюхо в размокшей глине, пробуксовывает всеми четырьмя колесами, хотя до твердой почвы осталось ярда два.
Стоит сейчас хотя бы заикнуться Сиэло о том, что я снова вижу в нем Роберта или сравниваю его с ним, он заподозрит меня в прогрессирующей болезни. Значит, о своих сомнениях нужно молчать, пока я не соберу достаточное количество доказательств в поддержку хоть какой-то теории.
Если бы только было возможно осмотреть послеоперационные шрамы Сиэло! Тогда многое прояснилось бы. Но на что это будет похоже, если я вдруг попрошу раздеться до пояса мужчину, которого знаю от силы полтора дня? Нет, подобное неприемлемо.
- Отдыхай, - сказал Сиэло. – Я пойду. Тебе необходимо выспаться.
- Ты тоже собираешься ложиться?
- Да, в гостиной.
- В общем, нормально ты опять не выспишься. Собираешься следить за состоянием раненого?
- Попытаюсь. Если не засну.
- Предлагаю бодрствовать по очереди. Через каждые два часа.
- Нет, - резко оборвал меня Сиэло. – Тебе на сегодня хватит подвигов. Ложись.
Почему-то в этот раз я его послушалась. Возможно, сил не осталось возражать.
- Обещаю, утром я обязательно наловлю для нас какой-нибудь живности. Надо начинать питаться белковой пищей, а то мы оба еще через пару дней с ног свалимся.
И, пожелав мне спокойной ночи, Сиэло покинул спальню.
***
Оставшись одна, я зарылась лицом глубже в подушку, вспоминая последние события.
Я не сказала Сиэло всей правды. Того, что мой недавний озноб был вызван вполне определенной причиной, но отнюдь не страхом за жизнь раненого.
Прикоснувшись к мужчине, как и прежде в случае с Освальдо и Анзотти, я вдруг почувствовала чужие эмоции, хлынувшие в меня водоворотом. Только они были еще на порядок сильнее и чётче.
Агония, боль, проклятия, предсмертный ужас, звук выстрелов и шум погони, - в сознании раненого все сплелось в болезненный, пульсирующий гневом и яростью клубок. И еще я узнала, что мужчина смертельно, до черной бездны в душе, ненавидел кого-то, но это были не люди, преследовавшие его. Объектом его ненависти был человек из очень отдаленного прошлого. Мужчина прятал свою ненависть даже от себя.
Когда мои силы почти иссякли, и я больше не могла смотреть на эти тёмные, удушающие мысли, раненый вдруг, словно пожалев себя и меня, вспомнил о юной девушке… Кареглазая, смуглая и длинноногая она танцевала на сельском празднике, а он наблюдал за ней украдкой сквозь толпу, и сердце его бешено стучало.
Поверх голов собравшихся девушка тоже бросала на него, тогда еще совсем молодого парня, счастливые взгляды, а он в ответ улыбался ей.
Потом, безо всякого перехода я увидела грозовую ночь, и девушка рыдала, закрыв лицо руками, а он пытался ее успокоить. В этих воспоминаниях они оба выглядели немного старше. Лет на девятнадцать или около того. Крепко обнявшись, девушка и парень начали исступленно целоваться, будто расставаясь навеки. Волны океана обдавали их с ног до головы, но они не обращали на шторм и дождь никакого внимания. Вдруг девушка разжала объятия, рухнула на колени и заломила руки. Парень пытался утешить ее, но его собственная душа разрывалась от гнева и боли.
И снова картина безоблачного счастья, не омраченного ничем.
Раннее утро в светлой, просторной столовой уютного дома. Девушка спускается к завтраку, но за чашкой кофе и тарелкой с поджаренными в оливковом масле тостами ее встречает только он. Остальная семья отсутствует.
«Где все?» - спрашивает она.
«Уехали покупать наряды к карнавалу».
«Здорово».
«Ты не расстроена, что они забыли про нас?»
«Нет. Я люблю слушать тишину по утрам. А ты единственный, кто мне в этом не мешает».
Девушка смотрит на него с тоской и ожиданием. А сердце мужчины сжимается от… Что это за чувство? Такое уродливое, как трещина в стекле.
Нет, не гнев. Его злость направлена на других. Но что за тьма отравляет его чувство к девушке? Стараясь понять, я продвинулась еще на шаг вперёд вглубь его воспоминаний. И сразу увидела все грани негативного чувства: отчаяние, стыд, вина. Запрет.
«Он запрещает себе любить ее и стыдится собственных чувств. Но почему?» - на этот вопрос я не получила ответа.
- Иден, спасибо. Можешь больше его не держать, - голос Сиэло раздался, будто из невообразимой дали. - Давай бинты.
Я почти не воспринимала манипуляций, которые с раненым производил Сиэло. Не слышала отчаянного мычания мужчины сквозь замусоленный жгут во рту. Но я отчетливо запомнила все, что он чувствовал, находясь в бреду.
И тогда у меня самой начался озноб. Разве я имела право увидеть то сокровенное, чем этот чужой мне человек, наверняка, не делился ни с кем?
Два дня назад я уже невольно узнала о жизни маленького Освальдо, потом ощутила предсмертный ужас Анзотти, поймала проблеск чувств Фернанды, коснувшись ее медальона. И вот теперь этот раненый…
Я нервно заворочалась, сминая тонкое покрывало, и широко распахнула глаза, глядя в потолок. Выходит, я теперь, действительно, могу понять досконально чувства и воспоминания любого, всего лишь прикасаясь к нему?
«Нет, не любого, - поправила я себя. – Есть исключения».
Я не смогла прочесть эмоции Родригеса и совершенно не понимаю эмоций Сиэло.
Он закрыт от меня на сто замков. Сколько раз я прикасалась к нему, но ничего не чувствовала, кроме дружеского расположения. Весьма размытое чувство. Ничего конкретного. Почему же я со своими обострившимися способностями не могу увидеть прошлое Сиэло?
А если… попробовать прикоснуться к нему, когда он спит? Эта мысль, внезапно возникнув, завладела моим умом.
Это же так просто. Я только прикоснусь, и сразу увижу ответ на единственный вопрос: лжет Сиэло или нет по поводу того, что ничего не знает о Роберте. И больше не останется сомнений. Их внешнее сходство я начну воспринимать спокойно. А потом я никогда уже не буду дотрагиваться до людей с целью увидеть их прошлое. Это самый последний раз.
За дверью тишина... Даже раненый перестал ворочаться.
Превозмогая усталость и накатившую на меня тревогу, я встала с постели и на цыпочках прокралась в гостиную.
Огонь в камине почти погас, но угли еще понемногу тлели. Я приблизилась к креслу. Так и есть. Сиэло снова уснул здесь, как тогда, когда ухаживал за мной.
Некоторое время я смотрела на него, пытаясь в полутьме угадать выражение его лица, а потом решительно протянула руку к его щеке.
Громкий, надсадный кашель заставил меня поспешно отпрянуть назад. Раненый на диване шумно перевернулся на бок, тяжело вздохнул, и вдруг я услышала его хриплый, настороженный голос:
- Кто здесь?!
- Не волнуйтесь, - торопливо заговорила я. – Вы в безопасности. Меня зовут Иден Кастильо. Мы нашли вас возле озера и принесли сюда. Вы были ранены, помните?
- Да, - отозвался мужчина. – Меня сначала подстрелили, потом душевно отделали, чтоб жизнь медом не казалась, и сбросили в здешнее озеро, но я, как ни странно, выплыл. Дальше ничего не помню.
- Имя свое помните?
- Само собой. Сантьяго Лопес, к вашим услугам. Однако откровенно скажу, зря вы меня подобрали, сеньора. У вас могут быть из-за меня крупные неприятности. Я пойду лучше.
- Куда вы?! Ложитесь немедленно! Мы две пули из вашей ноги вытащили всего несколько часов назад. Хотите истечь кровью? И вообще – куда вам идти? Тут на целом острове никого, кроме нас троих, нет!
Мужчина попытался приподняться на локтях, но упал обратно на подушку, задыхаясь от приложенного усилия.
- Я понял. Пожалуйста, дайте воды... И объясните, кого вы имели в виду, говоря «нас троих»?
- Хозяина этого острова, - я налила мужчине кружку воды. – Того, кто является владельцем Лас-Сиренас.
- А у Лас-Сиренас есть хозяин?
- Да, он сейчас тоже в этой комнате. Просто устал и спит. Его зовут Сиэло Карвалио.
- Карвалио? – мне показалось, что раненый вздрогнул и напрягся, услышав это имя. – Бывают же совпадения, - пробормотал он после короткой паузы.
- Вам знаком сеньор Карвалио?
Раненый допил воду и протянул мне пустую кружку. Я поставила ее на место.
- Нет, не знаком. Не берите в голову, сеньора. Сам не знаю, что говорю. Черт… полагаю, здесь должно быть темно, но у меня почему-то разноцветные пятна перед глазами плавают…. Здорово, видно, мне Санчес вчера прикладом по шее двинул! Сеньора Кастильо, я вас толком не могу разглядеть… слишком темно, но мне кажется, вы не одна из местных жительниц. Типично американский выговор вас выдает.
- Правильно. Я не местная, а приехала из Штатов.
- Но почему вы вообще оказались на этом острове?
- Сеньор Лопес, мое прошлое – только мое, не так ли?
- Конечно, - он снова закашлялся и вдруг опять сменил тему. - Похоже, здесь мы находимся в полнейшей изоляции от остального мира.
- Боюсь, что так.
- Стало быть, потому нас сюда и запихнул Альварес. Чтоб мы тут сдохли.
- Еще не хватало! – раздался из темноты возмущенный голос проснувшегося Сиэло. – Я твёрдо намерен выбраться отсюда живым, так же как и сеньора Иден!
Сиэло встал с места и подошел к нам.
- Ага, - с неожиданной едкостью произнес Лопес, внимательно присматриваясь к силуэту Сиэло, возникшему перед ним. – А ты, стало быть, король, не способный управлять своим королевством?
- Я бы предпочел более официальное обращение с вашей стороны, сеньор Лопес. И более вежливое, учитывая, что мы тут с вами несколько часов возились, пока выковыривали то, чем вас нашпиговали люди Альвареса.
- Никто вас не просил, - раздраженно выпалил Сантьяго. – Вы могли бросить меня там, где нашли! Или столкнуть обратно в озеро!
- Вы что, смерти жаждете?! - не выдержала я. – Зачем вы такое вообще говорите?!
- А я все равно не жилец. Скорее всего, завтра сюда явится Санчес на вертолёте, и мне кранты. И вам тоже, если они решат, что вы меня укрывали. Зря вы меня притащили в дом, – изложив свой пессимистический прогноз на будущее, Сантьяго вдруг снова обратился к Сиэло. - Сеньор Карвалио, не сочтите за излишнее любопытство, а как звучит ваше полное имя?
- Это вам еще зачем?
- Просто интересно. Это секрет? Или одно упоминание вашего полного имени всуе вызывает появление торнадо?
- Я не понимаю причин столь ядовитого сарказма, сеньор Лопес, но в принципе мне это безразлично. Мое полное имя - Сиэло Хорхе Карлос Рубен Альмейда де Карвалио. Теперь вы удовлетворены?
- Быть не может! – воскликнул вдруг Сантьяго, подпрыгивая на месте, и тут же глухим стоном хватаясь за раненое бедро. – Погодите, - прохрипел он с натугой, прижимая ладонь к больному месту, - попробую угадать: вы родились в Мадриде в 1963 году, а ваших родителей звали Элен Лусия и Хорхе Карлос Рубен де Карвалио?
- Да, – настала очередь Сиэло удивляться. – Что дальше?
Внезапно Сантьяго разразился гомерическим смехом.
- Я был абсолютно уверен, что ты, живучая сволочь, так просто не мог загнуться четыре года назад на Карибах!
___________________________________________________________________________
11 - Tesoro (исп.) - сокровище, драгоценность