По дороге мимо меня проходили две девушки, громко делившиеся друг с другом впечатлениями от прекрасно проведенного отпуска на дорогом курорте.

- ... говорила тебе, не пожалеешь! Гавайи – это блеск! Настоящий рай! – чужой короткой фразы оказалось достаточно.
«Иден! Да, это моё имя. У меня осталось только оно и ещё несколько минут, чтобы добраться до кабинета доктора О’Коннелл, прежде чем начнется приступ…»

Вероятно, мой потерянный вид внушил жалость охраннику, дежурившему у входа. По моей просьбе он позвонил по телефону в регистратуру и передал моё пожелание говорить непременно с владелицей клиники. Через пару минут охранник разрешил мне войти на территорию больницы, попросив одного из санитаров, следивших за гулявшими во дворе клиники пациентами, проводить меня до административного корпуса.

Я ступила на порог кабинета Эммы, уверенная, что приехала к той самой женщине, которая когда-то лечила моего отца... Конечно, я всё спутала! Эмма оказалась дочерью той миссис О’Коннелл, которую я помнила с детства. Но мне всё равно повезло больше, чем я того заслуживаю: мой лечащий врач стал моим самым лучшим другом…. Даже не зная вначале, кто я, и способна ли буду оплатить лечение, Эмма взялась помогать мне.

«Ты, главное, не бойся Лизы, - терпеливо объясняла она после очередного моего приступа. – Она – не другой человек внутри тебя. Это и есть ты, бессознательная часть тебя, отверженная другими людьми и тобой. На самом деле Лиза бессильна. Пока ты её боишься и ненавидишь, она имеет над тобой власть. Если ты перестанешь избегать её, вы, наконец, сможете встретиться лицом к лицу. Я знаю, это легко сказать, но не так-то просто сделать. Не убегать от того, чего боишься больше всего на свете – это настоящее мужество. Слышишь, Иден? Я верю в тебя! Сначала будет трудно, но я всегда буду рядом. Я помогу тебе! Обещаю, когда вы встретитесь, Лиза вернёт все твои потерянные воспоминания».

Эмма не солгала. За время, что я провела в клинике, я ни на секунду не ощущала себя брошенной. Порой подступали ужасные моменты, когда казалось еще мгновение – и я навеки рухну в чёрную бездну безумия, но моя подруга была рядом и поддерживала меня. Это так важно знать, что тебе безусловно доверяют и принимают такой, какая ты есть. Не нужно доказывать, что ты лучшая в мире, самая мудрая, сильная и гениальная.

Увы, от близких людей я привыкла скрывать худшее в себе, чтобы не отпугнуть и не ранить. Я создала образ независимой женщины, способной справиться самостоятельно с любой проблемой на свете. Всё было не так на самом деле. Конечно, я просто человек, как и другие люди.
Невозможно быть всегда сильной и смелой. Я сама создала Лизу, подсознательно стремясь защитить себя от жестокостей и несправедливостей этой жизни. Лиза вобрала в себя всю мою боль, отчаяние, то, что я не желала показывать окружающим, и в конце концов шипы, которыми я пыталась уколоть свою мать, вонзились в моё собственное сердце.
Хорошо, что Эмма помогла мне вовремя понять это.

Когда я пошла на поправку, мы могли часами болтать обо всём на свете. Эмма спрашивала о моих чувствах, но я не всегда могла словами адекватно описать своё состояние. Гораздо легче мне было это сделать посредством картин. Меня охватила безумная страсть к рисованию. Сначала я делала простые карандашные наброски в блокноте, а потом попросила заказать несколько пустых холстов, кисти, краски, чтобы я могла писать цветные полотна.

Я рисовала не пейзажи и людей, а свой внутренний мир, и Эмма всегда угадывала мои эмоции. В какой-то момент я поняла: мой доктор ждёт, когда я покажу ей портреты мамы и Ченнинга, но я не готова была пока сделать это.

Да, я всё вспомнила о своих поступках, мои альтер-эго больше не появлялись, но Эмма подозревала, что болезнь не излечена, а затаилась внутри, ожидая нового удобного момента, чтобы обнаружить себя. Конечно, выписать меня из клиники в таком состоянии она не могла.

Эмма предлагала написать письмо Крузу или отцу, а я не понимала пока, хочу ли увидеть кого-нибудь из них. Почему-то все мои ощущения становились словно замёрзшими, ледяными, когда я думала о возможности вернуться домой. Я могла живо вспомнить прежние чувства к мужу, детям, отцу, Келли, Мейсону и Тэду, но стоило мне подумать о том, чтобы встретить сейчас кого-то из них, и сердце мгновенно обращалось куском льда.

«Ты не волнуйся, - успокаивала меня Эмма. – Чувства – материя деликатная. Ты долго болела, и это не могло не отразиться на твоём восприятии людей и жизненных обстоятельств. Эмоции обязательно вернутся, но не сразу. Потерпи».

И я терпеливо ждала. Я полагала тогда, будто помню всё о своем прошлом. Но однажды днём я гуляла по саду с блокнотом в руках, и вдруг за решётчатыми воротами клиники мелькнула незнакомая фигура. Какой-то мужчина прошёл по дороге и сел в свой автомобиль. А я застыла на месте, будто сражённая молнией. Походка, рост, манера двигаться напомнили мне совсем другого человека. Я знала, тот, другой, давно умер, но внезапно мои воспоминания ожили, и сердце сжал стальной обруч.

Впервые с тех пор, как ко мне вернулось не искаженное сознание, я что-то ощутила в настоящем, а не в прошедшем времени. Я едва не сорвалась с места и не побежала за незнакомцем, но вовремя спохватилась: это другой человек, и он не знает меня.

Я вернулась в комнату, но тревога усиливалась с каждой минутой. У меня дрожал каждый нерв, каждая клетка тела, и я не могла понять, что со мной происходит. Перед глазами замелькали картины такие ясные, будто всё происходило лишь вчера.

«Моя Ундина», - мужские руки нежно касались моей кожи.

Я опять вдыхала аромат его тела, терпкий, пьянящий, словно только секунду назад я держала моего любимого в объятиях, а он вдруг куда-то исчез. Запах морской воды, смешанный с привкусом соли на губах, когда мы неистово целовались в полосе прибоя. Наш остров, где мы были вдвоём, и мне тогда казалось, мир создан только для нас, чтобы мы жили в нём долго и счастливо.

Роберт, Роберт, как я могла дважды забыть тебя? Ведь твой образ слился с моей душой, мы стали неразделимы с первого мгновения нашей встречи, ещё до того, как ты впервые поцеловал меня и назвал своей Ундиной, найденной в волнах океана. Нет, я никогда не забывала тебя, это был просто дурной сон. Твоя Ла Рубия уснула, и ей приснилось, что тебя нет. Прости же её! А потом эта болезнь, будь она трижды проклята!

Я ни разу не пришла на твою могилу, не принесла тебе цветов…

Ты любил дарить цветы и вплетать их в мои волосы. Ты приносил разноцветные ракушки с берега, помнишь? Я просыпалась утром, а ты садился на край постели и говорил:

- Доброе утро, Русалочка. Посмотри, какие подарки тебе сегодня принёс океан.

Клянусь, никто больше не дарил мне таких драгоценных вещей! Тиара Кэпвеллов – жалкая подделка по сравнению с ними.

Океан… Самый дорогой подарок, который он сделал мне: принёс меня в своих волнах к твоему дому.

Под влиянием нахлынувших чувств, я взяла холст, поставила его на мольберт и всю ночь, не смыкая глаз, рисовала.
Я рисовала свою душу, обнажённую, страдающую, но трепетно-живую, как капли росы в лучах солнца.

Моя любовь – синий цвет моря.
Моя печаль – одинокая пальма на ветру.
Мой призыв – ветер над волнами.
Моя надежда – реющие в небе чайки.
Наша мечта, которая не сбудется… Лас Сиренас!
То место, где я встретила Роберта Париззи, человека, посвятившего мне всю свою жизнь и погибшего по моей вине.

К утру я уснула и проснулась лишь, когда появилась Эмма и стала смотреть моё новое полотно. Я не знала, как сказать ей о том, что я вспомнила.
В течение одиннадцати лет Лас Сиренас был моей самой сокровенной тайной, которую до конца так и не узнал никто, даже Круз. Я доверяла Эмме, но и ей я не сразу решилась поведать эту историю.

Однако моя подруга настояла, чтобы я рассказала всё. Наверное, она считала, что случившееся на острове имело какое-то отношение к происшествию с матерью. А я подумала: возможно, Эмма посоветует, что делать с чувством вины и огромной болью утраты, переполнившими мою душу.

На следующий день Эмма узнала нашу с Робби историю. По мере того, как я говорила, мои чувства не успокаивались, а лишь становились острее. Я всё яснее понимала тот факт, что, обвиняя мать в смерти брата, я поступила со своим возлюбленным ничуть не лучше. Я постоянно лгала себе и другим, и в итоге непреднамеренно создала ситуацию, погубившую Роберта.

Если бы у меня хватило мужества, когда он вернулся спустя десять лет, сказать, как я его люблю! Но теперь поздно. Я боялась причинить боль Крузу, детям, боялась внушить Робби ложную надежду. Я думала, возможно, это просто неизжитые остатки чувств, оставшиеся с тех времён, как тлеющие, но гаснущие угли костра. Роберт стал другим, у меня семья. Разве мы сможем вернуть нашу сказку, спустя столько лет? А что если пройдёт год или два, и мы, разрушив нашу сложившуюся жизнь, поймём, что ошибались?

Моя вечная нерешительность привела к нашему окончательному разрыву. Потом Робби полюбил Келли, и я чувствовала себя вдвойне не имеющей права вмешиваться в чужие отношения. Круз вернулся ко мне, у нас всё пошло по-прежнему, но каждый раз глядя на Роберта и свою сестру, я испытывала странную смесь нежности и ревности. Я старалась не думать о том, как сейчас счастлива Келли рядом с ним.

Через некоторое время в Санта-Барбаре появился Андрэ. С его приездом возродилась Лиза, и мой кошмарный сон заслонил собой всё остальное. Когда мне сообщили, что Робби погиб, эта информация достигла моей головы, но не сердца.

Моё сердце было мертво целый год, и вот теперь боль обрушилась ураганом. Я захлёбывалась своим горем. До меня впервые дошло, что я упустила шанс сказать Роберту о своих чувствах, и это уже никак не отыграть назад, не изменить, не исправить. Он умер, считая, что я больше не люблю его!
Я помню, как уткнулась лицом в плечо Эммы, не в силах остановить слёзы:

«Почему именно он?!» - спрашивала я, зная, что ответа не будет. Ответа просто нет.

Мне показалось странным, что Эмма будто размышляет о чём-то своём, слушая мой рассказ. Но зря я обижалась. Оказывается, она думала, как мне помочь. Буквально через день она пришла и сообщила, что один человек очень желает меня видеть.

Безумная мысль пронеслась со скоростью молнии: это Роберт, но я тут же приказала себе успокоиться и не выдумывать ерунды. Это моя болезнь, психоз, галлюцинации. Вот уже четыре дня подряд, я видела призрачный силуэт среди деревьев, возле ограды и под окном комнаты, в коридорах больницы, во сне. Умом я понимала: это просто воображение, но каждый раз, когда в саду пролетал порыв ветра, я слышала возле уха голос Робби или ощущала его неуловимое присутствие. Вся эта ситуация невыразимо мучила меня.

Когда Эмма сказала о посетителе, я разволновалась не на шутку, но тут же стала вслух перебирать варианты. Я пыталась мыслить рационально: это или Круз, или Мейсон, либо кто-то нашёл меня по их просьбе. Однако на все мои предположения Эмма отрицательно качала головой, говоря: нет, не он. Потом добавила: «Этот человек хочет поговорить с тобой о Роберте».

У меня немедленно пересохло во рту. «Неужели Крейг или Куинн?»

И вдруг Эмма произнесла слова, после которых я забыла обо всём на свете.
«Он говорит, что Роберт, возможно, жив…»

Иногда люди рассказывают, бывает такое состояние, что ты не можешь больше думать. Все мысли в один миг исчезают, и ты наблюдаешь свои действия ясно, чётко, но при этом со стороны.

Обычно, говорят, такое случается, когда попадаешь в аварию. Я несколько раз попадала в аварию, но никогда не испытывала ничего подобного. Зато это случилось теперь.

«Он в моём кабинете», - не успела Эмма договорить фразу, а я сорвалась с места и бросилась бежать. Вернее, не я. Моё тело двигалось быстрее мысли, оно потеряло вес и тяжесть. Мои ноги не касались земли. За одно мгновенье я проскочила несколько коридоров, лестниц… и распахнула двери кабинета Эммы.

Мужчина стоял лицом к окну, но я поняла, кто это, раньше, чем он обернулся.

И тогда из груди моей вырвался крик.

«Я никогда не любила Роберта», - вспомнила я собственное признание отцу и Крузу и сама сжалась, уколовшись об это старое воспоминание. Как я могла произнести такое? Я могла сказать, что разлюбила его, не люблю сейчас… Но - «не любила никогда»?! Неужели, превращаясь в Лизу, я становилась настолько жестокой, что безжалостно растоптала и собственное сердце тоже?

Не помню, как я вышла из автобуса, наняла такси до побережья. На небе начинали зажигаться первые звёзды. Свет нарождающейся луны мягко очерчивал силуэты коттеджей на берегу. Почему я не способна ощутить хоть что-нибудь внутри? Тепло-холод - но лишь на моей коже. Внутри ничего нет. Безветрие. Безмолвие. Сухой лёд.

Был поздний вечер, когда я приблизилась к своему дому, оставленному так давно.

В окнах горел свет. Я замерла на мгновение. Сердце глухо колотилось в груди, но, как ни странно, я при этом совсем не ощущала волнения или радости. Почему мне так трудно поднять руку и надавить кнопку звонка? Ну же, Иден, это совсем просто! Ты вернулась к своей семье. Чего ты боишься?

Я поняла истоки этого страха, мгновенно. Перед самыми дверями своего дома я внезапно ясно осознала факт, что мои родные ждут назад меня прежнюю. Ту Иден, которую они помнят по временам, когда я, по их мнению, была здорова. Но я не была тогда здорова, и сейчас не могу стать прежней.

Пусть Лиза никогда не существовала, являясь всего лишь моей темной стороной. Однако, согласно непреложному закону парадоксов, Иден, жившая в тени вымышленного двойника, тоже не была настоящей. Теперь впервые я стала собой, какой должна была быть всегда, если бы не разделила себя на многие псевдо-личности, потеряв среди них свое подлинное лицо. Примут ли окружающие нового человека, который пришел к ним вместо их прежней матери, жены, дочери? Заметят ли перемену во мне?

Я ведь больше не могу испытывать прежние эмоции. Знаю, со временем это пройдет. И мне не страшно, если мои чувства изменятся. Но смогут ли это понять мои родные? Ведь никому не известно, какими будут эти новые чувства.

Так и не позвонив в дверь, я обошла дом и приблизилась к балкону, выходящему в сторону океана.
Длинные занавески колыхались на ветру. В гостиной внизу кто-то был.
Через полуоткрытую оконную раму я осторожно заглянула внутрь.

- Пойми, - услышала я голос Круза, - если бы Иден хотела, чтобы я нашёл её, она бы не прислала письмо без обратного адреса. Я ездил в город, штемпель которого стоит на конверте. Там нет никакой частной психиатрической клиники. Иден не хочет, чтобы её нашли!
- Всё равно, - отвечал Крузу взволнованный женский голос, и я узнала свою сестру Келли, - когда-нибудь она вернётся! Что ты тогда будешь делать?
- Разве после всего пережитого мы не заслужили право на счастье?
- Ты всё ещё любишь её, - покачала головой Келли.
- Я устал ждать, устал не спать ночами, думая, где сейчас Иден! Я чувствую всем своим сердцем, она больше не хочет быть со мной, иначе бы она уже давно дала знать о своём местонахождении… Мы достаточно ждали, искали и мучили себя. Пора заканчивать эти вечные самоистязания. Иден не виновата в своей болезни, но и мы с тобой не виновны ни в чём! Она выздоровела, всё вспомнила. Я понял это, читая её письмо, но она всё равно не желает видеть ни меня, ни родителей. А я тоже человек, и я не собираюсь провести остаток жизни, дожидаясь Иден.
Я прижалась спиной к стене дома и, зажав рот ладонью, беззвучно расплакалась. Всё верно! Так и должно быть! А я чего ждала? Что Круз встретит меня с распростёртыми объятиями?
- Просто я не хочу стать человеком, который разбивает чужую семью, - снова раздался тихий голос Келли.
- Семьи, которую ты могла бы разрушить, больше не существует, - коротко заметил Круз. – Поэтому забудь свои страхи…

Он не договорил. Сверху послышался громкий шорох, а потом детские шаги:
- Мама! – это была Адриана.

Она проснулась посреди ночи и, вероятно, испугавшись, что в спальне нет никого, спустилась вниз по лестнице в гостиную.
Невольным вскриком я едва не выдала своё присутствие, но, вовремя спохватившись, зажала рот обеими руками и вжалась, как можно глубже, в стену дома.

- Мы здесь, дорогая, - поспешно откликнулась Келли. – Тебе не спится?

Отойдя подальше и скрывшись за кустами олеандров, я наблюдала сквозь тонкую, колеблемую ветром занавеску за тем, как моя сестра подхватила Адриану на руки и закружила по комнате. Малышка весело засмеялась.

- Мамочка, ты всегда будешь со мной?

Я видела, как Круз и Келли переглянулись между собой, и Круз едва приметно кивнул, будто разрешая Келли ответить утвердительно.
- Конечно, детка.
- Ты никогда не уйдёшь?
- Не уйду, милая. Хочешь, я уложу тебя в кроватку и почитаю сказку?
- Да!

Круз обнял за плечи мою сестру и поцеловал Адриану в щёку.
- Будь умницей, дорогая, ложись спать, а мама почитает тебе сказку про красавицу-принцессу.

Воспользовавшись тем, что Круз и Келли стали подниматься по лестнице в спальню, я бесшумно отошла от дома и отправилась на пустынный пляж. Уйдя подальше за скалы к самой воде, я села на песок.

Слезы все еще катились по щекам, но при этом я не испытывала обиды, ревности или гнева. Это скорее была горечь от того, что я действительно стала чужой в своем доме. Моя дочь забыла меня! Она видела Келли гораздо чаще, и теперь считает её своей матерью.

Происшедшее на моих глазах было скрытым упреком мне. Я могла позвонить, написать или ещё как-то дать знать Крузу, что хочу его видеть. Между моментом, когда я уже могла отвечать за свои поступки и моим возвращением прошло почти три месяца… Но я ничего не сделала, если не считать письма без обратного адреса и без приглашения приехать навестить меня.

Конечно, я всё ещё могу войти, Круз меня не прогонит, Адриана тоже вспомнит меня. Понемногу и я вспомню, каково это - быть женой и матерью. Все вернётся в привычное русло... Боже, кого я пытаюсь обмануть? По-прежнему никогда не будет.

Моя сестра… Столько лет она страдала, искала человека, который любил бы её по-настоящему. Разумеется, еще полгода назад никто не мог бы подумать, что этим человеком окажется Круз. Имею ли я право, зная, как мои чувства изменились за прошедшие месяцы, войти в дверь своего дома и своим появлением разлучить Келли с тем, кого любит она?

Я вспомнила взгляд, которым обменялись Келли и Круз и слова: «Разве мы не заслужили право на счастье?» Да, они заслужили. Я сначала подумаю, как мне лучше поступить, и только после этого покажусь им на глаза.

Я уехала с пляжа и сняла на ночь комнату в ближайшем мотеле. В дорогом отеле или гостинице останавливаться нельзя. Отца мгновенно проинформируют о моём появлении среди постояльцев. Здесь же меня не станет искать никто.

Мне нужна всего пара дней, чтобы разобраться в себе, а потом я поговорю с Крузом. Если он действительно любит Келли и хочет начать с ней новую жизнь, я не стану мешать. Однако я не собираюсь отдавать им Адриану. И не перестану видеться с Чипом! Я люблю его, как родного сына.

Впрочем, конечно, Круз не разлучит меня с детьми. И то, что нужно на данном жизненном этапе ему, он честно скажет… Гораздо труднее понять, чего хотела бы я сама. Вот уж не думала я, возвращаясь домой, что все так запутается. Трудности постклинической адаптации, как сказала бы Эмма… Мне нужно доказать себе, что я действительно стала сильнее и справлюсь с любой ситуацией. Ум мыслил чётко, однако чувства по-прежнему отсутствовали.

Я даже на себя разозлиться не могла за свою нерешительность и бегство от проблем. Ведь отсрочка встречи с мужем после увиденного - не что иное, как замаскированное бегство. Но я пока иначе не могу. Я даже не знаю, с чего начать разговор с Крузом. Впервые в жизни.

Около полуночи я легла спать, и мне приснился странный сон.

В океане бушевал шторм. Волны с грохотом накатывали на пустынный берег, сметая деревья, дома. В небе сверкали молнии, раздавались раскаты грома. Внезапно я очутилась среди волн. И хотя ноги опирались на твердую почву, я не понимала, как умудряюсь стоять в полный рост, совершенно не затронутая бушующей стихией. Ветер рвал мое шелковое платье, будто желая унести его прочь.

- Иден, – внезапно услышала я далекий голос. – Иден!

Это был голос Роберта, но, озираясь по сторонам, я не могла видеть увидеть его.
- Робби, где ты?! – наконец, не выдержав, закричала я.
- … де ты… – донес эхом ветер мои собственные слова, а потом чей-то хриплый голос с издевательским смехом крикнул мне в самое ухо: «Поздно! Больше ты его не увидишь. Разве что у Русалочки вырастут крылья… »

Я продолжала звать Роберта снова и снова, но не услышала никакого ответа...

В седьмом часу утра я вскочила на постели. Сердце колотилось так сильно, что, казалось, готово было выскочить изнутри.
«Что происходит? - спрашивала я себя, усевшись на кровати и обхватив ледяными пальцами колени. – Предупреждение об опасности? Что-то с Робби?» - эта мысль, только появившись, сразу заглушила все остальные.

Это был не просто сон. Точно так же я чувствовала себя, когда два года назад у меня неожиданно возникло видение, показавшее, где находится моя похищенная дочь.

Поспешно вскочив с постели, я стала одеваться. Шторм на Сиренас и голос Роберта, исчезнувший в шуме волн… Я не могу это игнорировать! В последнее время мои сны слишком часто превращаются в реальность.

Нужно торопиться. Судя по тому, что сказал незнакомый голос во сне, времени у меня мало.

Телефон в моем номере, разумеется, не работал. Препираться с обслуживающим персоналом из-за неисправности аппарата не было ни желания, ни времени.

Выбежав на улицу, я быстро отыскала таксофон за углом.
- Международный аэропорт Лос-Анжелеса. Диспетчер Бентли слушает, - ответил приятный женский голос из трубки.
- Могу я забронировать место на ближайший рейс до Панамы? – поспешно спросила я, нервно сжимая трубку в руках.
- Ближайший рейс в одиннадцать ноль пять. Однако билеты три минуты назад перестали продаваться…
- Я прошу вас! – вырвалось у меня, и я мгновенно отметила краем сознания, что сейчас внутри меня эмоций более, чем достаточно. Словно тот шторм из сна ворвался в мою собственную душу.

- Ладно, я постараюсь забронировать вам билет, но... Осталось только одно место в салоне первого класса. Будете брать?
- Да!
- Как вас зарегистрировать?
- Иден Кастильо.
- Регистрация на рейс начнется в десять. Вам придется подъехать пораньше, чтобы забрать билет. Если вы не появитесь в половине десятого, я аннулирую ваш заказ.
- Спасибо за помощь!
- Всегда рады помочь. До свидания, мэм.

Я повесила трубку и посмотрела на наручные электронные часы. Шесть часов сорок три минуты. Учитывая, что сейчас начало нового рабочего дня, и на дорогах в Лос-Анджелес наверняка «пробки», никакой, даже самый быстрый автомобиль не успеет доставить меня в аэропорт.

«Разве что у Русалочки вырастут крылья… » - снова прозвучал в памяти незнакомый голос.
«Крылья! – осенило меня вдруг. - Конечно! Как я раньше не догадалась! Я успею, Робби! И никто больше не посмеет сказать мне, что мы с тобой никогда не увидимся!»

Глава 4.
Штормовое предупреждение.

Панама – одна из стран с самым либеральным законодательством, касающимся въезда иностранцев и размещения филиалов зарубежных компаний на территории государства.

Этим мой отец в своё время и воспользовался. В ста восьмидесяти километрах от Панама-сити «Кэпвелл Энтерпрайзис» построила две нефтяные вышки и нефтеперерабатывающий завод. Примерно две трети объёма топлива производилось на экспорт, остальная часть оставалась внутри страны. Её покупали местные компании.

Позже отец собирался приобрести на Карибском побережье один из самых дорогих курортов и, обустроив его по европейским стандартам, заняться обслуживанием состоятельных туристов, количество которых, по его подсчётам, должно было увеличиваться в геометрической прогрессии. Однако потом отказался от этой мысли, так как ему предложили более выгодное сотрудничество в Германии.

Отец не предполагал, что его дочь когда-либо будет тянуть, словно магнитом, в маленькую неприметную страну, которую на карте мира легко можно закрыть ногтем большого пальца.

Я сама никогда не подумала бы, что случится такое. Я ведь собиралась вернуться домой, но … Что произошло?

В голове со скоростью торнадо пронеслись обрывки вчерашних воспоминаний: ледяной холод в груди по дороге в Санта-Барбару, колебания и страх входить в свой дом… Случайно подслушанный у окна разговор Круза и Келли, слово «мама», сказанное не мне, (оно ударило по сердцу больнее всего), пустынный пляж, слёзы при полном отсутствии чувств… А дальше – сон, из-за которого во мне словно кто-то переключил невидимый рычаг, и я забыла обо всем, кроме одного: успеть к Роберту, спасти его от чего-то страшного, неотвратимого, как стихия.

С той минуты, как непреодолимое стремление заставило меня действовать молниеносно, почти не размышляя, время будто замерло. Я отчётливо переживала ощущение, словно кто-то специально лишь для меня одной остановил стрелки часов, и я знала, что отсчёт не пойдет дальше до тех пор, пока я не найду Роберта. Никогда раньше, я имею в виду свою прежнюю жизнь, включая последние месяцы существования с раздвоенным сознанием, я не испытывала ничего подобного. Это ощущение было похоже на те несколько кратких минут, когда я бежала по коридору клиники в кабинет Эммы, не замечая ничего вокруг, утратив мысли, утратив себя… Да, себя тоже, как бы странно это ни звучало!

Пытаясь понять происходящее, я боролась с подступающей догадкой о том, что путаю причину и следствие. Возможно, сон и мои собственные чувства были мной неверно истолкованы, и не только страх за Роберта заставил меня столь поспешно сорваться и уехать из Санта-Барбары. «Сбежать, - ехидно уточнил разум, - вместо того, чтобы попытаться разобраться в отношениях с мужем».

Неужели я до сих пор скрываю от себя некий уголок души, опасаясь разрушить привычную жизнь? Но мне придётся собраться с мужеством, чтобы встретиться со своей правдой. Возможно, именно поэтому я и вернулась сюда.

***

В аэропорту мне удалось сэкономить полтора часа на формальностях, требующихся туристам из Европы. У приезжающих на срок менее недели граждан США не требуют наличие визы. Получив назад багаж - дорожную сумку с самым необходимым (остальные вещи остались в Лос-Анджелесе в камере хранения), – наскоро перекусив в кафе аэропорта, я вышла на улицу и внимательно осмотрела ряд такси перед входом.

Водители стояли возле машин, ожидая пассажиров. Многие подрабатывали частным порядком, но с ними договориться было гораздо легче.
Моё внимание привлёк водитель средних лет, явно работающий не на таксопарк. Я приблизилась к нему в полной уверенности, что выбрала правильно.

- Вы понимаете по-английски? – спросила я, стараясь отчётливо проговаривать каждое слово.

Что делать, не могу я по-испански сказать ничего, кроме пары фраз, по уровню сложности не превышающих «muchas gracias» и «buenos dias» (2). Круз много раз пытался меня научить, но ничего не вышло. А говорят ещё, это самый лёгкий язык в мире! Вот уж неправда!

- Да, сеньора, - вежливо отозвался мужчина.
- Отлично! – обрадовалась я. – Сможете довезти меня до Лас Сиренас за час?

Мужчина задумался, потом пробормотал, будто бы себе под нос.
- Придётся ехать быстрее, чем разрешено правилами. Могут возникнуть проблемы с полицией…
- Все расходы и возможный штраф беру на себя.
- Тогда садитесь. И не беспокойтесь. Я опытный водитель, могу вести машину даже в горах и в плохих погодных условиях. Меня беспокоит только полиция. А до Сиренас доберемся за сорок пять минут. Я знаю короткую дорогу.

Неужели повезло? Пока всё идёт отлично. Если этот мужчина доставит меня на побережье так скоро, я успею взять яхту напрокат, и за два часа до захода солнца буду на острове.

Водитель открыл дверцу, и я села с ним рядом на переднее сиденье.

В салоне тихо играла медленная латиноамериканская песня. Я почти не понимала слов, но голос певицы задевал внутри некие неведомые струны, одновременно успокаивая меня. Красивый голос, поющий что-то об одиночестве… Лихорадочное состояние беспричинной тревоги, испытываемое мной с того момента, когда я увидела странное предупреждение во сне, стало утихать, и я молча принялась смотреть в окно автомобиля.

На первом повороте мы свернули с главного шоссе на просёлочную дорогу, и теперь всё, что я видела – кофейные и банановые плантации, перемежающиеся пастбищами, мелькающие среди деревьев разноцветные домики фермеров. На горизонте впереди и слева возвышались горы, покрытые субтропическими лесами.

Всего лишь крошечная аграрная страна… Но до чего красивая!

Я вспомнила короткую недельную поездку с отцом, Келли и Мейсоном в заповедник Гамбоа на реке Чагрез, когда мы были еще детьми. В тот самый первый раз Панама для меня осталась в воспоминаниях экзотической страной, одним из чудесных мест, где я могла побывать благодаря отцу.
Сейчас, конечно, все было иначе, чем в мои предыдущие приезды сюда.

Я успокоилась, разум опять взял верх над чувствами, и сомнения стали подтачивать душу. А вдруг на Лас Сиренас меня никто не ждёт? Я вдруг чётко представила себе глупейшую ситуацию: приезжаю на остров, а Роберт встречает меня недоумённым взглядом, и холодным вопросом: «Что ты здесь делаешь, Иден? Я, кажется, дал тебе понять, что хочу начать новую жизнь».

Я встряхнулась. Умом я прекрасно понимала: для столь поспешной поездки в Панаму не было ни малейших оснований, и кто угодно, включая, наверное, даже Эмму, сказал бы мне, что я веду себя нелогично. Но где-то глубоко в сердце я почему-то знала: это один из тех случаев в моей жизни, когда я поступаю абсолютно правильно.

Провожая взглядом яркую сочную зелень листвы, сливающуюся из-за быстрой езды в одну широкую линию до самых небес, я с невинной, детской радостью ловила себя на том, что холодной пустоты внутри больше нет. Меня снизу доверху заполняло ощущение тепла. Несмотря на волнения, сомнения и страхи, мне почему-то было тепло!

Я не могла объяснить себе этого.
- Э-э… Сеньора? – вдруг робко окликнул меня водитель. – Могу я вас спросить?

Краем глаза я уже отмечала, как он ёрзал на сиденье, желая начать беседу, но никак не решаясь. Наверное, для него непривычно было ехать в полном молчании. Вероятно, раньше клиенты попадались более разговорчивые.

- Спрашивайте, – улыбнулась я, понимая, что мужчина просто хочет ненавязчиво пообщаться, дабы скоротать время.
- Вы впервые в Панаме?
- Нет, в четвёртый раз, - ответила я, вспомнив своё недолгое возвращение на остров год назад.
- А вы посещали Портобело?

Как я и предполагала, остаток пути водитель развлекал меня рассказами о достопримечательностях родной страны. Он не только хорошо понимал английский язык, но и отлично говорил на нём. Эти сорок с небольшим минут пролетели для меня в мгновение ока. Я узнала почти обо всех интересных экскурсионных турах, начиная от посещения замка Сан Лоренцо и ботанического сада Эль Нисперо до популярных обзорных экскурсий по Панамскому каналу и озеру Гатун.

Когда же впереди среди зелени пальм и эвкалиптов показались крыши одноэтажных деревянных домов, водитель объявил с гордостью:

- Санта-Клара. Почти приехали. Как я и обещал - за сорок пять минут! Зона отдыха Лас Сиренас в пяти километрах отсюда. А здесь в деревне есть хороший продуктовый магазин, так что если вам понадобится что-либо из фруктов и овощей, вы всегда сможете купить тут все самое свежее.

Пока он говорил, я мельком взглянула в окно автомобиля. Моё внимание привлекли двое мужчин, наклеивающих плакат на щит возле въезда в деревню. Сначала рабочие загораживали щит, так что я не могла разглядеть нарисованное на плакате. Но вот они отошли в сторону, и я вздрогнула, увидев огромное цветное изображение плывущей русалки. Точно такое же, как на медальоне странной женщины из моего недавнего сна.

Я невольно вздрогнула. «La Reina de…» виднелась надпись поверх рисунка. Дальше я прочесть не успела, потому что автомобиль проехал мимо.
- Пожалуйста, подождите! – окликнула я водителя, указывая на рекламный щит, постепенно исчезающий в зеркале заднего обзора. – Что это за объявление?
- Где? – водитель резко затормозил и, обернувшись, посмотрел в ту сторону, куда я указывала рукой. – А, ничего особенного. – Он снова тронул такси. – Каждый год здесь проводится конкурс, на котором выбирают самую красивую девушку побережья. Королева Русалок, так её называют. Вроде как по легенде. Местная сказка, сеньора. Молодёжь любит всякие развлечения …

- Какая легенда? – заинтересовалась я, глядя в заднее стекло машины и провожая глазами рекламу.
- Ну, - мужчина хмыкнул, продолжая скептически улыбаться, как человек, который не верит в чудеса и мистику, а его заставляют распространяться на подобные темы. – Есть сказки, их во всём мире знают, про русалок, которые губят простых смертных, что в них нельзя влюбляться, и так далее. А в Санта-Кларе – уж не знаю, кто это придумал, - есть собственная легенда о Королеве Русалок, девушке, рождённой в глубинах океана, но полюбившей простого смертного. За то, что русалка спасла жизнь своему любимому, Бог наградил её душой, и она стала человеком.

- Впервые слышу, - я действительно была удивлена такой легенде.
- Если вам нравятся подобные вещи, сеньора, вы можете прийти на праздник. Там будет целое сказочное представление. И если желаете, можете участвовать в конкурсе, - спокойно пояснил водитель. – Раньше только местные девушки принимали в нём участие, а теперь всем желающим разрешили соревноваться с нашими претендентками. Кстати, в позапрошлом году выиграла приезжая. Ей и вручили золотой медальон.

- Медальон?!- ахнула я.
- Да. Вы видели на плакате изображение? Победившей девушке вручают точно такой же. А вы, сеньора, настоящая красавица! Я уверен, у вас есть все шансы победить! Так что я бы на вашем месте обязательно попробовал.
- Может быть, - задумчиво пробормотала я, тщетно пытаясь приложить новый обнаруженный кусок головоломки к уже имеющимся.

Неужели та женщина из моего сна когда-то была здесь? Или она живёт в Санта-Кларе до сих пор? Но даже если так, чем мне эта информация может помочь? Совершенно не ясно.

Однако на этом сюрпризы в тот день не закончились.

Мы почти выехали из деревни, когда по радио внезапно прервали трансляцию передачи. Мужской голос несколько раз что-то громко объявил, старательно выговаривая слова, но поскольку я не знаю испанского, мне это мало помогло. Я решила подождать. Если сообщение важное, то оно будет повторено на других языках, ведь в Панаме отдыхает множество иностранных туристов. Однако, прежде чем я услышала то же сообщение на английском, мой спутник за рулём повернулся ко мне и прокомментировал:

- Сеньора, если вы планируете сегодня прогулку по океану, вам лучше отказаться от этой затеи. Или, по крайней мере, вернитесь на материк до двух часов ночи. По радио объявили штормовое предупреждение. Со стороны Колумбии шторм идёт. Его силу определили в семь баллов. Многовато для наших мест и для этого времени года. Это на Карибах тропические ураганы бушуют. Наверное, теперь и до нас отголоски добрались! На берегу находиться будет безопасно, однако тем, кого непогода застанет в океане, не позавидуешь. Впрочем, эвакуацию жителей с островов не объявляли... Но лучше не рискуйте, переждите эту ночь на суше.

Моё сердце забилось скорее.
- Спасибо огромное, сеньор! – искренне поблагодарила я водителя, про себя подумав: «Ничего, я успею вернуться гораздо раньше».

Глава 5.
Огонь, угли и зола.

Я довольно скоро нашла бухту, о которой говорил мальчик. Он и его брат ждали меня там. Лодку ребята оставили за нагромождением камней, а сами сидели возле воды и делали вид, будто играют. Бросали камешки в океан и смотрели, как те прыгают по поверхности, оставляя за собой разбегающиеся круги.

Стоило мне приблизиться, оба мальчика моментально обернулись, и расслабленное выражение пропало с их лиц. Они смотрели на меня так, словно не ждали вовсе моего прихода. Наконец старший подросток едва приметно кивнул мне, предлагая следовать за ним.

Лодку мальчишки спрятали от чужих глаз весьма умело. Не думаю, что кто-то мог бы заметить её с проплывающих поблизости судов. Снова конспирация, довольно мастерская для таких детей. Впрочем, разве их можно назвать детьми, если они сами работают, кормят семью?

Когда мы поднялись на борт, я сразу отметила, что ёмкость для улова стояла на борту разгруженная. На дне лодки в хаотичном беспорядке брошены рыболовные снасти... Интересно, как ребята объяснили другим рыбакам свое возвращение в море и кому продали улов? Наверное, придумали что-нибудь. Они ведь смышленые парни и далеко не робкого десятка. Согласиться на дело, от которого отказались взрослые – для этого нужно настоящее мужество. Теперь я должна выяснить, что происходит, до того, как окажусь на острове.

Пока я шла к бухте, мне многое удалось хорошенько обдумать. Концы с концами в объяснениях рыбаков и управляющего зоной отдыха не сходились. Можно предположить, что Роберт выкупил всю островную зону и запретил туристам посещать Лас Сиренас, потому что с детства ненавидел этих людей и не хотел, чтобы приезжие околачивались на его земле. Однако он теперь далеко не юноша, а взрослый мужчина, бизнесмен. Он не может не понимать, что туристы, какими бы назойливыми ни были, приносят хорошую прибыль, и для местного населения это почти единственный источник доходов. Если запретить туристам приезжать на остров, местные жители обязательно возмутятся.

Кроме того, почему в глазах всех при упоминании Лас Сиренас я видела первобытный ужас, смешанный с бессильным гневом. Неужели Роберт умудрился чем-то до смерти запугать всё побережье? Нет. Таким он не был никогда. Даже когда захватывал компанию моего отца по приказу Тоннели, поэтому стоило кромке берега исчезнуть за горизонтом, я обратилась к мальчикам с единственно волновавшим меня вопросом:

- Ребята, теперь, когда нас точно никто не услышит, не скажете ли вы, что на самом деле происходит на острове?

Они оба застыли. Лица старшего парня я видеть не могла, ибо он управлял лодкой и сидел спиной ко мне, но испуг младшего был настолько очевиден, что не заметить этого было просто невозможно.

И снова я с удивлением отметила, что после лечения в клинике Эммы во мне самой произошли некие странные перемены, и случившееся нельзя уже списать ни на эмоциональное напряжение, ни на адаптационный период после болезни. Я вдруг осознала, что могу в течение нескольких мгновений жить чувствами других людей, будто моё тело пропускает их через себя, как разряд электричества. Раньше такое взаимопонимание у меня было лишь с Крузом. Очень редко – с отцом и сестрой. Пусть не всегда, но я могла знать, что происходит внутри них. Однако посторонние люди казались запертыми на сто замков, обнесёнными бетонной стеной с колючей проволокой по периметру. Теперь все стены куда-то исчезли, и при желании я могла видеть других людей изнутри. Наверное, так, как они сами ощущают себя. Я улавливала не мысли, а эмоции. То, чего по какой-то неведомой причине временно лишилась сама.

- Знаете, - продолжала я, - мне не верится в истории о нарушении границ частной собственности. Простите, но я уверена, вовсе не из-за этого никто не желает ехать на остров. Я очень прошу, мальчики, если вы знаете настоящую причину, скажите мне! Клянусь никому не передавать эту информацию!

Младший отчаянно сверлил взглядом спину старшего. Последний делал вид, что всё сказанное мной пронеслось мимо его ушей.

- Жизнь человека под угрозой, - продолжала я, стараясь вложить в голос побольше проникновенности, - и если я не буду знать, что происходит, то не смогу помочь. Мой близкий друг сейчас на Лас Сиренас, и ему угрожает опасность. Я даже не знаю, какая именно… Неужели бы вы на моём месте поступили иначе, если бы дорогому вам человеку что-то грозило?

Мотор внезапно заглох, и лодка остановилась посреди волн, начинавших качаться сильнее. Ветер, носившийся над поверхностью моря, стал влажным, и вдалеке на линии горизонта появилась дымчато-серая полоса. Шторм приближался.

- Так вы нас обманули? – спросил, не оборачиваясь, старший мальчик. – Вы никого не знаете из тех людей на острове?
- Нет, я сказала правду! Я знаю хозяина острова. Но он бы никогда не стал никому угрожать, а все вы боитесь именно его, не так ли? Вот я и хочу разобраться в происходящем!

Мальчик повернулся ко мне, по-взрослому хмуря брови над переносицей. Должно быть, так делает его отец, когда сердится или подозревает кого-то во лжи. Я улыбнулась про себя, но приложила все силы, чтобы моя улыбка не появилась на лице. Думаю, иначе парень бы обиделся на меня.

- Я не знаю, кому верить, сеньора, - наконец, вымолвил мальчик. – Вам или отцу?
- Освальдо! – воскликнул вдруг младший мальчик, цепляясь за рукав старшего брата. – Она не лжёт! Она хорошая! Скажи ей!
- Por favor, hijo, (7) -неожиданно вырвалось у меня, и я сама удивилась своим словам.

Почему я назвала его «сынок»? Словно по наитию. И мальчик откликнулся на этот странный пароль. Его губы дрогнули. В мгновение ока вдруг я все поняла. Теперь внутренняя вспышка была такой сильной, что я ощутила не только его эмоции, а всю жизнь. Очень быстро, но целиком, в одно мгновение. Он рос без матери, это его сводный брат Энрике, их отец болен, и его так редко называли «сынок», что это слово стало самым желанным, магическим для него. Тем более услышать такое от чужестранки, непонятной женщины, которая едет в самое гиблое место спасать кого-то...

Освальдо взглянул на брата, потом на меня, будто в последний раз спрашивая себя, заслуживаю ли я доверия. Наконец произнес:

- Я ничего не знаю о вашем друге, сеньора. Зато нам известно другое: все суда обходят стороной Лас Сиренас уже полгода. Туристам запрещено приближаться к острову и прилегающим островам, под угрозой уплаты огромного штрафа. А туристические фирмы заранее предупреждают, что Сиренас – закрытая зона частного владения. Отец говорит… Впрочем, наверное, он тоже не всё рассказывает... Но он говорил: те, кто пытался выяснить, почему владелец отдал приказ изолировать остров от посещений туристов и местных жителей с материка, либо бесследно исчезли, либо спешно уехали из Санта-Клары, ничего никому не объяснив. Поэтому повторяю, сеньора, я не знаю вашего друга, но верю отцу. А отец запретил даже близко подходить к Сиренас, хотя там поблизости мы всегда набирали полные сети креветок. На промысел в этой островной зоне у нас больше не решится никто. Вы сами видели, когда пытались нанять лодку…

Он немного помолчал, затем прибавил:
- Возможно, вы не очень хорошо знаете вашего друга, сеньора. Что если ваша собственная жизнь в опасности? - голос мальчика задрожал. – Ещё не поздно вернуться…
- Нет, - я отрицательно покачала головой. – Вы верите отцу, а я верю Робби. Я выясню, что происходит. Только если на острове кто-то отслеживает приближающиеся суда, как мы сумеем подплыть незамеченными?

Освальдо криво усмехнулся и включил мотор. Лодка подпрыгнула на волнах и рванула вперёд, слегка качаясь из стороны в сторону.

- Отец запретил нам приближаться к острову, но… Однажды, когда в других местах ничего не удалось поймать, мы с братом поплыли туда. Наше предположение оказалось правильным. У них есть «мёртвая зона». За перешейком, возле пальмовой рощи. Это самая узкая часть острова, она отгорожена крутой возвышенностью, за которой снова начинается низина. Там трудно причалить, потому что под водой можно напороться на рифы. Кажется, за тем местом не следят. Мы с братом знаем, как безопасно подойти к суше, потому что два года назад мы плавали там вместе с отцом, и он показал нам проход между рифами.

- А вы сами выходили на берег? – поинтересовалась я, особенно не рассчитывая на честный ответ.
- Что вы! – перепугался мальчик. – Нам жить ещё не надоело! Мы лишь вытащили большую сеть креветок и сразу уплыли. Нас едва не засекли какие-то люди на вертолёте, но мы сразу повернули обратно, и нас никто не остановил. Есть шансы, пусть небольшие, что и сегодня успеем, - Освальдо не закончил фразу. Впрочем, все и так было предельно понятно.

«Убраться вовремя», - это он хотел сказать, но потом передумал. Возможно, побоялся показаться трусом в моих глазах? Хотя трусливыми я этих пареньков точно бы не назвала.

Остальную часть дороги ребята молчали. Когда мы уже приближались к острову, Освальдо вдруг проговорил вполголоса, не глядя на меня.

- На всякий случай… Если вашему другу и вам нужно будет выбраться… оставьте какой-нибудь знак в том месте, где мы сегодня вас высадим: платок, полотенце, или что-то яркое из одежды. Завтра мы попробуем снова пробраться сюда ближе к полудню. Если увидим знак, то причалим к берегу и заберем вас. Только ради Бога… будьте осторожнее! И удачи вам, сеньора!
- Спасибо, сынок.

Освальдо вздрогнул, и его щёки запылали. Однако он довольно быстро совладал с собой и принял независимый вид, будто его мои слова нисколько не тронули.

«Боится проявлять свои настоящие чувства, - догадалась я.- Как все мы. И всем это слишком дорого обходится…»

Когда мы причалили, я протянула Освальдо деньги – ровно столько, сколько он просил на берегу. Внезапно мальчик покраснел и сказал, что им с братом будет достаточно половины суммы, так как они запросили чересчур много и честно признают это. Но я напомнила им про больного отца и буквально втиснула деньги в ладошку Энрике.

Затем вынула из сумки свои документы, кредитные карточки и переложила их во внутренний карман пиджака. Неизвестно ещё, что меня ждёт впереди. Так будет надежнее, хотя и не намного.

Когда я сошла на берег, погода заметно испортилась. Ветер налетал порывами, и кое-где сухие листья пальм с шелестом падали на землю. Это была необжитая часть острова. Сюда жители ходили собирать финики и семена растений на продажу. Я помнила эту местность. Мы довольно часто проводили здесь время с Робби, забравшись подальше от любопытных глаз возле лагуны. Или прятались в пещере, куда течением заносило разноцветные камни и причудливые, извитые ракушки. Робби нырял и доставал их для меня.

Почему это происходило? Я постоянно повторяла себе, что наши отношения остались в прошлом, но они никогда не тускнели в моей памяти. Всегда были живыми, отчётливыми. И сейчас – сияли ярче, чем когда бы то ни было.

Мои ноги касались родной земли. Я вернулась домой.
«Вот глупости! - одернула я себя. – Мой дом в Санта-Барбаре, рядом с детьми, не важно, что Круз решит насчёт меня и Келли, но мой дом находится там».

Однако вновь пробудившееся сердце шептало: «Иден, ты дома. Не упрямься. Маленькая, упрямая девочка! Ты была такой и пытаешься остаться. Но больше не получится. Вспомни себя настоящую, как ты есть».

Приближение шторма снаружи и нарастающий шторм внутри. Всё яснее чувствовалось: эта поездка изменит меня, уже меняет. Мне не стать прежней никогда.

Я выбралась из низины и стала подниматься на возвышенность. Ещё несколько десятков ярдов, и я выйду к рыбацкому поселению, а дальше за озером, недалеко от старого пляжа между уступами скал дом Роберта. Тот самый дом.

Я вернулась домой.

Настойчивая мысль стала сильнее, и одновременно я почувствовала тепло в груди, по которому стосковалась за долгие месяцы болезни. Тепло, означающее, что я снова могу любить тех, кого любила когда-то, моё сердце не пусто, и теперь не имеет значения, вижу я или нет рядом с собой близких людей. Они мне дороги даже на расстоянии. Я хочу их обнять. И скоро обниму, наверстаю упущенное! Я горы сверну, потому что теперь я действительно стала сильнее!

С ощущением, что все проблемы скоро решатся, я поднялась на холм, с которого можно было увидеть деревню. И тут я пошатнулась, и едва не закричала.

Насколько хватало глаз, простирались ряды обгоревших деревьев, разрушенных домов с провалившимися черными крышами. Трава на пострадавшей от пожара земле начинала расти, кое-где проклевывались ярко-зеленые лужайки, но в целом зрелище было ужасающим.

- Что случилось? – спрашивала я себя, потерянно оглядываясь вокруг.

Едкий запах дыма ещё висел в воздухе, смешанный с горьким вкусом человеческого несчастья.