От автора: Этот фик открывает серию приквеллов о любимых героях 89-90 - Крейге, Роберте и некоторых других.
Заранее извиняюсь за возможные неточности.

Путь назад

Огромные здания - когда смотришь вверх, кажется, что они наваливаются на тебя, склоняясь всё ближе. От количества машин, движущихся по улицам, иногда становится страшно. Это Лос-Анджелес.
По одной стороне города тянутся бесконечные пляжи и гавани, где ледяные волны перебирают песок и раскачивают мачты яхт. Но здесь дыхания Тихого океана не чувствуется, сюда даже чайки не долетают, не в силах преодолеть шум и смрад центра города-гиганта.
Это всего лишь маленький отель на дальней окраине Лос-Анджелеса. Вывеска ничем не примечательна, обычный щит, обтянутый по периметру мигающей ёлочной гирляндой, чтобы хоть как-то привлекать внимание потенциальных постояльцев.
На крыльце двухэтажного домика, под вывеской, стоит человек. Ему вряд ли больше двадцати пяти, хотя держится он, пожалуй, слишком серьёзно для своего возраста. Он с каким-то напряжением смотрит в узкий просвет между загромоздившими небо бетонными монстрами и втягивает раскалённый летним солнцем воздух, будто надеясь ощутить свежесть морского ветра. Ему хочется к морю. Наконец он отрывает взгляд от лазурного треугольника, разворачивается и быстро входит в холл. Собственно, затенённая небольшая комната со стойкой вдоль одной из стен вряд ли заслуживает столь громкого названия.
Постоялец подходит к владельцу и по совместительству администратору отеля.
- До Санта-Барбары далеко? - без вступления спрашивает он. Тот поднимает глаза от четвёртого за сегодняшнее утро кроссворда.
- До Санта-Барбары? - задумывается он. - Там ходит автобус. Доедешь до стоянки... погоди.
Не рискуя объяснять длинную дорогу до автобусной стоянки, хозяин, покопавшись, вытаскивает из-под стойки затрёпанную карту дорог. Они вместе склоняются над ней.
- Вот мы, а здесь стоянка. Вот так, вот так, вот здесь сюда, потом здесь повернёшь...
- Благодарю, - склоняет голову приезжий и по деревянной лестнице с перилами поднимается на второй этаж. Через пять минут, спустившись оттуда уже с небольшим чемоданом, расплачивается за комнату и выходит на улицу.

В аэропорту многолюдно - впрочем, как в любое время дня и ночи. Потоки людей перетекают один в другой, туда-сюда снуют носильщики, под сводами гулко разносится голос дикторши, читающей объявления о прибытии, перемежающиеся рекламой.
В зал ожидания входит молодой парень со спортивной сумкой через плечо. Не оглядываясь, уверенно проходит между рядами, направляясь к выходу.
Лос-Анджелес не изменился с прошлого раза - отмечает он, выйдя наконец на улицу. Та же толпа, те же звуки, и даже рекламные щиты все, похоже, остались на своих местах.
Впрочем, судьба Лос-Анджелеса не слишком волнует путешественника. Мысленно он в другом месте. В расположенной совсем рядом солнечной маленькой Санта-Барбаре. Правда, причины, которые вновь привели его в родной город, совсем не солнечны. Скорее наоборот...
При мысли об этом от беззаботной улыбки на его лице не остаётся и следа. Он поправляет ремень сумки и быстро идёт к стоянке такси.

Разморенные бьющим прямо в окна автобуса солнцем пассажиры уже начинают подрёмывать, но в это время средство передвижения резко останавливается. Водитель, открыв дверь, озабоченно выскакивает на улицу. Через минуту он уже возится с дымящимся двигателем.
Проходит ещё около пятнадцати минут, и ему становится ясно, что завести машину вряд ли удастся. За это время пассажиры успевают проснуться, задаться вопросом "почему стоим", философски попытаться снова уснуть, перебрать несколько вариантов возможной задержки, возмутиться сервисом и начать постепенно выходить из себя.
Наконец водитель возвращается и берёт в руки микрофон.
- Уважаемые пассажиры, наша компания приносит вам свои извинения...
По салону проносится крайне недовольный гул. Потом люди начинают медленно собирать свои вещи и выбираться из автобуса на залитое солнцем шоссе.
Вскоре по дороге растягивается солидная цепочка голосующих пролетающим мимо автомобилям и автобусам путешественников. Некоторые остаются ждать чего-то у автобуса, другие бредут вперёд, по направлению к Санта-Барбаре.

По хайвею вдоль побережья Тихого океана несётся красный "Мустанг". В салоне звучит рок. Водитель, прилетевший утром в Лос-Анджелес парень, ладонью отбивает ритм на руле и напряжённо глядит вперёд. На лбу наметились две продольные чёрточки, свидетельствующие о том, что обуревают его совсем не радужные мысли.
"Мы все должны это делать. Ради тебя и ради нас. Я обещаю тебе, что так будет всегда. Что мы не забудем..."
Это вошло в привычку - каждый год в этот день возвращаться сюда. Как бы тяжело ни было, какие бы другие проблемы ни появились. И он будет возвращаться. Неважно, что никто не ждёт в Санта-Барбаре. Он просто должен, и всё.
Крейг встряхивает головой, словно возвращаясь из прошлого в сегодняшний день. Бросает быстрый взгляд на простирающийся до горизонта океан и вновь смотрит на дорогу.
Впереди по обочине шоссе идёт человек. Услышав шум авто, он оборачивается и выставляет руку с поднятым большим пальцем.
"Мустанг" съезжает к обочине. Путник наклоняется к окну.
- До Санта-Барбары подбросишь?
Крейг протягивает руку и открывает дверь. Его собеседник быстро занимает место рядом. Машина трогается с места.
Крейг даже рад неожиданному попутчику. Случайные встречи помогают не зацикливаться на одних и тех же мыслях. Привычно бросив взгляд на зеркало заднего вида и дёрнув плечом, чтобы расправить затёкшую спину, он решает начать разговор.
- Привет, - говорит он и улыбается.
- Привет, - откликается пассажир.
Устанавливается ненапряжённая пауза. Крейг обходит ещё пару медлительных авто, его спутник задумчиво смотрит в окно, не сводя взгляда с ослепительно бирюзового под полуденным солнцем океана.
- А кто у тебя в Санта-Барбаре? - бросает Крейг, перестраивая машину в другой ряд и прибавляя газ.
Пассажир отводит взгляд от окна.
- Друг, - не вдаваясь в подробности, говорит он.
- Девушка, - уверенно ухмыляется водитель, прищурившись то ли от смеха, то ли от бьющего в глаза солнца, и поправляет солнцезащитный козырёк. - А зовут как?
- Иден, - коротко отвечает его собеседник.
На мгновение лицо Крейга меняется - может быть, имя кажется знакомым, а может, просто необычным.
- Иден, - повторяет он. - Красивая?
- Красивая, - спокойно говорит пассажир - любитель коротких ответов.
- А у меня, - констатирует Крейг, - сейчас нет девушки. Была, а сейчас нет.
За окном пейзаж постепенно меняется, превращаясь в окраину городка.
- Слушай, - замечает Крейг и тут же перебивает сам себя, - тебя как зовут?
- Роберт, - машинально отвечает пассажир.
- Слушай, Бобби, тебя где высадить в Санта-Барбаре?
Путешественник отрывает взгляд от окна и пожимает плечами.
- Не знаю. Я здесь раньше не был.
- Отель нужен? Вон, если хочешь, - Крейг смеётся, кивая на грандиозное здание, несколько не соответствующее по своему облику ни "Бобби", ни ему самому, - "Кэпвелл-отель".
- "Кэпвелл"? - быстро переспрашивает Роберт. - Он принадлежит Кэпвеллам?
Крейг прыскает со смеху.
- Только не говори, что твоя подружка - Иден Кэпвелл.
Однако его новый знакомый явно не шутит.
- Иден Кэпвелл - моя невеста, - отзывается он.

Крейг несколько раз удивлённо хлопает глазами.
- Шутишь!.. - недоверчиво протягивает он, хотя его спутник не менее серьёзен, чем Большая Британская Энциклопедия. На предположение Крейга он молчит и окидывает взглядом здание, возле которого им и правда приходится притормозить из-за обилия автомобилей.
- Нет, правда? - не отстаёт Крейг. - Иден Кэпвелл?
- А что? - наконец открывает рот Роберт. Крейг делает какой-то неопределённый жест.
- Откуда ты знаешь Кэпвеллов? - продолжает Роберт.
- Все знают Кэпвеллов, - с какой-то странной улыбкой пожимает плечами Крейг.
- Может, ты знаешь и где их найти? - слегка насмешливо прищуривается Бобби. Губы Крейга трогает ещё одна улыбка.
- Все в Санта-Барбаре знают, что Кэпвеллы живут в Монтечито, - заявляет он.
"Мустанг" сворачивает в одну из боковых улиц. Владелец более чем уверенно ведёт его мимо двухэтажных домиков, окружённых самой разнообразной растительностью, маленьких магазинчиков и уличных кафе. Вскоре дома становятся роскошнее, зелени больше, а машин - меньше.
Крейг паркует машину и указывает на большой дом, виднеющийся сквозь ветви огромных деревьев и решётку забора. Роберт открывает дверь и выбирается из салона.
- Спасибо! - он подхватывает чемодан с заднего сиденья и шагает прочь. Крейг смотрит вслед, потом открывает дверь со своей стороны и тоже оказывается на улице.
Он направляется прочь от машины. Но не в ту сторону, где скрылся его случайный попутчик, а в противоположную.
Пройдя пару сотен метров, Крейг сворачивает на неприметную тропинку. Он пробирается, цепляясь за что-то колючее, вдоль высокого забора сада Кэпвеллов и пару раз становится объектом облаивания большой лохматой белой собаки. С другой стороны тропинки нависают гигантские деревья, по виду никак не моложе позапрошлого века. Здесь, по всей видимости, редко кто бывает. Но Крейг двигается уверенно, словно этот путь знаком ему с самого детства. Впрочем, скорее всего, так оно и есть.
Миновав роскошный сад, сквозь деревья которого в просветах уже хорошо видны горы - от них поместье отделяет только поле для игры в поло, - пройдя по узкой полосе очень запущенного и явно никому не принадлежащего фруктового сада и устояв перед искушением сорвать что-то недозрелое и, как ему известно, абсолютно несъедобное на вкус, в очередной раз оцарапав руку о кустарник, Крейг выныривает в просторный двор старинного здания в староиспанском стиле. Некоторые признаки позволяют подумать, что здесь вряд ли можно встретить кого-нибудь, кроме монахинь и настоятельницы. Однако Крейг знает, что это не так. Ему известно, что за этими стенами обитает множество детей - разного роста, возраста, пола и внешности. Их объединяет только одно - у них нет иного дома, кроме приюта, и иной семьи, кроме добрых сестёр и старенькой настоятельницы... Сейчас, правда, ни одного ребёнка в пределах видимости нет. Возможно, все они внутри здания или, может, выведены на прогулку на пляж или куда-нибудь ещё.
Воспоминания, как бывает всегда, берут его в плен. Недавняя весёлость проходит бесследно. Погрузившись в задумчивость, Крейг медленно идёт по двору к порядком обветшалому зданию. Машинально проводит рукой по стене - пальцы тут же становятся белыми. Он заворачивает за угол и облокачивается на стену под завитым плющом окошком.
Память хранит картинки детства - такие же солнечные, как сегодняшний день и другие - их больше. Прижавшись затылком к стене - тень огромного дерева оберегает прохладу камня - Крейг несколько минут стоит, закрыв глаза и пытаясь справиться с эмоциями. Наконец он отклеивается от стены и, по-мальчишески воровато оглянувшись по сторонам, ныряет в ветхую дверь. Ещё лет пятнадцать назад она никогда не запиралась, теперь же и вовсе скоро развалится, или не выдержат тяжести проржавевшие петли.
Он спускается по рассыпающимся ступенькам. Раньше, убегая от кого-то или спеша на только им понятные, но от этого не менее важные встречи, он мог мчаться здесь в полный рост. Сейчас ему приходится пригнуться, чтобы попасть в тёмное помещение. Но и без света он уверенно находит узкий проход между кирпичной стеной и какой-то перегородкой и протискивается внутрь.
Там, где он оказывается, просторно, темно и пыльно. Крейг щёлкает зажигалкой, и её слабый подрагивающий свет озаряет голые стены, испещрённые полустёртыми надписями, валуны и доски, составляющие импровизированный клуб. Задумчиво посмотрев на всё это, он подходит к большому камню, лежащему чуть в стороне от груды других таких же, пересыпанных щебнем и земляной пылью, за годы слежавшейся и почти превратившейся в камень.
То, что произошло здесь почти пятнадцать лет назад, заставляет его и сейчас судорожно вздрогнуть и прикрыть глаза.
Этот день... Он не пропустил ни одного. Он поклялся не забывать её. Он никогда ничего не забывает. Она знает это. Не забыл и сейчас...
Крейг бережно достаёт спрятанные в ветровке четыре белые розы. Наклонившись, опускает их на всегда холодный камень. Его губы разжимаются, словно он хочет что-то сказать. Но он молчит. Глаза снова становятся влажными.
Наконец он выпрямляется. С шумом выдыхает воздух, словно пытаясь этим сдержать что-то очень острое и болезненное в груди. Касается ладонью шершавой стены - это будто обещание или клятва: я вернусь! Я буду помнить... И медленно, оглядываясь, идёт к выходу.

Роберт стоит у самой кромки воды, у рыжей мокрой полосы с клочьями буроватых водорослей. Его взгляд устремлён к линии горизонта, туда, где поверхность океана ещё кажется ровной, словно стекло. Там, возле чуть выгнутой его кромки, ещё не видно, как солёная вода собирается в складки, всё увеличивающиеся по мере приближения к берегу. Они становятся всё круче и уже у самого песка опадают, превращаясь в шипящую белую пену. Почти коснувшись ног, она скатывается назад в океан, и новая волна снова поднимается вслед за ней. Это повторяется и повторяется, и постоянные в своём непостоянстве волны несут умиротворение.
Он пришёл сюда именно за этим. Как делал всегда. Океан, кажущийся многим коварным и непредсказуемым, никогда не предавал его. И он верит океану.
Роберт приседает и, зачерпнув ладонями воду, выплёскивает её себе на лицо. Холодная вода обжигает щёки, и соль начинает щипать глаза. А может, это вовсе и не соль...

Теги: Крейг,Роберт,Тонелл

Подпись автора

날아라  이민호 // Взлетай (поднимайся) еще выше, Ли Мин Хо!