Мама
Время действия: 1994
Пост-Лиса.

автор Джой

Раскрасневшаяся Адриана с упоением носилась по комнате, увертываясь от брата, сжимавшего в правой руке довольно реалистично выполненную мягкую игрушку- тропического паука. Мальчуган, похоже, и сам побаивался этого страшилища и честно держал дистанцию, как минимум в два фута, между собой и сестрой: достаточно близко, для того, чтобы Адриана с чистой совестью визжала, и достаточно далеко для того, чтобы не испугать ее всерьез.
- Все, все, достаточно! - смеясь, окликнула расшалившихся детей вошедшая мама.
Присев на корточки, она весело объявила:
- Ну-ка, кто хочет батончики?
Адриана так стремительно бросилась к ней, что, потеряв равновесие, она упала, потянув за собой заливисто смеющуюся девочку. Несколько минут Адриана барахталась на полу, одновременно оживленно рассказывая о том, как им сегодня на пляже повстречался самый настоящий лев.
Наконец Адриана утихомирилась, принявшись за батончик, и тогда она наконец осторожно взглянула на сына. Едва она вошла, Чип перешел к столу и теперь, низко пригнувшись над рисунком, старательно что-то заштриховывал.
Она подошла к нему и наклонилась, рассматривая рисунок. Чип, казалось, не обратил на нее внимания, и она рискнула еще ближе наклониться над светлой макушкой. От тонких волос пахло морской водой и апельсиновым шампунем... Она сама купила его ему. И отдала Крузу.
- Что ты рисуешь? - стараясь, чтобы в голос не просочились ни неловкость, ни затаенная тоска, ни едва сдерживаемая нежность ( это, она знала по опыту, спугнет его сильнее всего), спросила она.
- Бэтмена.
Она знала, что на рисунке не супергерой из комикса.
Знала, что вечером перед сном он покажет рисунок отцу и подробно опишет каждую его деталь.
Знала, что Круз прав, и ему нужно время. Им всем.
Знала, что когда-нибудь он простит ее.
Бросится к ней наперегонки со светловолосой девчушкой, так доверчиво впустившей ее в свою жизнь. Позволит ей сидеть рядом, когда он водит карандашом по бумаге. Потребует мороженого до ужина. Наотрез откажется ложиться спать,пока не досмотрит мультик.
Когда-нибудь он назовет ее так, как ее давно уже зовет Адриана.
Только Адриана добавляет к слову " мама" еще и ее имя.
Тори.

Подпись автора

Все мы, малые и великие, исчезнем однажды, под властью времени...

Подмена

автор Джой

Время действия: 1996.
Альтернативная вселенная.
Предупреждение: смерть персонажа.

Шоколадный терьер с разбросанными по всему телу белыми пятнами, с коричневой отметиной на правом ухе и лихой белой " перевязкой" на левом глазу выкрутился из рук едва успевшего переступить порог дома Роберта и, вспрыгнув на спинку низкого кресла, с любопытством повел в воздухе блестящим черным носиком.
- Привез!! Мама, папа его привез!
Щенок, явно испугавшись ликующего детского голоса, присел на задние лапы, и Роберт, поспешно выступив вперед, положил руку на плечо кубарем спустившегося с лестницы сына.
- Тише, Нолл, ты его испугаешь. Ну вот, - щенок попятился и едва не свалился со спинки кресла, что, похоже, напугало его еще сильнее. - Уже испугал.
Нолан нетерпеливо взглянул на отца светло-голубыми, светившимися от огромного, только что свалившегося на него, счастья.
- Не напугал, - упрямо качнул он головой. - Это он просто меня еще не знает! Пап, паап, смотри!
Подоспевшая через несколько минут Келли увидела, как сын, жмурясь от избытка восторга, прижимает к груди маленького терьера. Через плечо сына собачка взглянула на нее, и из-за своеобразного пятна на левом глазу Келли почти показалось, что щенок подмигнул ей.
- Похоже, они поладили, - обернувшись, негромко , с теплой улыбкой, которую перенял ( или унаследовал) Нолан, сказал ей муж. - Я понравился ему гораздо меньше.
- А у меня, судя по всему, шансов уже почти нет,- посетовала Келли, шагнула к нему, уютно положила голову ему на плечо, и любуясь то сыном, то ласковым, теплым светом в глазах мужа, счастливо рассмеялась.
Это было неделю назад.

***
Всхлипнув, Келли оторвала лицо от плеча Роберта. Вытерла обеими ладонями щеки, не отстраняясь от него.
- Я сказала Нолану, что ты отвезешь его к ветеринару. Надо было... Роберт, он же думает, что его вылечат.
Роберт резко разжал объятия, и, шагнув от нее, на миг остановился, глядя прямо перед собой.
- Я... не знаю, как сказать ему, - шепнула Келли.
- Ничего не говори,- сухо бросил Роберт.
Келли недоуменно следила за тем, как он присел к столу, снял трубку.
- Роберт, что ты...
- Хочу сделать заказ на щенка йоркширского терьера, - коротко ответил он, уже набирая номер. - Нолану не нужно ничего знать.
Келли несколько секунд растерянно смотрела на него, прежде чем смысл его слов дошел до нее. Она шагнула вперед.
- Роберт, ты - ты же никогда не сможешь подобрать тот же окрас. Пятно, белая перевязка... А когда Нолан поймет, что мы обманули его, ему станет вдвойне больно.
Роберт не взглянул на нее.
- Он не распознает обмана, - очень ровно произнес он. - Ручаюсь.
Келли вдруг осознала, что это очень важно для ее мужа. Всегда было важно - не подвести сына. Выполнить то, что ему обещал. Но сейчас- она смутно поняла, ощутила: он пытается защитить не только Нолана.
Она заговорила негромко:
- Он провел с ним неделю. Он его любил. Роберт, это безумие.
Смотрела, как муж все сильнее сжимает трубку в руке. Вздрогнула, когда внезапно он швырнул ее на стол с бессильной яростью. Поднялся.
- Как я мог забыть... - он втянул в себя воздух. - Пятна терьера не подделаешь.
В той сухой горечи, с какой он произнес это, в непроницаемости взгляда вдруг проступили черты Роберта, такого, каким он был несколько лет назад: замкнутого, скрытного. Окруженного прозрачной стеной сожаления о чем-то, что нельзя изменить. Далекого.
Келли порывисто шагнула к нему, но в эту секунду в кабинет осторожно вошел Нолан. Светлые глаза с надеждой перебегали от отца к матери.
- Пап, - позвал он.
Роберт полускомканным движением отвернулся к столу, будто затем, чтобы взять оттуда что-то забытое. Рывком обернулся.
Подошел к мальчику, присел на корточки.
Положив руки на плечи сына, Куинн Армитадж заглянул в напряженно ждущие его ответа детские глаза.
Чтобы сказать правду.

Подпись автора

Все мы, малые и великие, исчезнем однажды, под властью времени...

Исходные данные.
Время: 1993
Место: Доминиканская республика
События канона: сохранены

По заявке Happiness -" СиСи находит Иден".

Безмолвно в ночь навек не уходи

автор Джой

- Ты не должен был приезжать.
Сухие, твердые, спокойные слова, сухие глаза, сухой взгляд владеющей собой, не нуждающейся ни в чем и ни в ком, женщины.
Но он помнил затопившую ( лишь на мгновение, на первое, дорассуждающее,дооборонительное мгновение) измученные серые глаза по-детски доверчивую радость, ее первое движение, когда только-только открылась перед ним обитая линолеумом темно-коричневая дверь отеля- к нему.
Дочь, которую не раз отнимала смерть, которую теперь отняло безумие - стояла в шаге от него. Так близко, что можно дотронуться до нее - если позволит глядящая на него равнодушно-настороженным взглядом из ее глаз женщина.
Можно дотронуться - коснуться нельзя.

****
Позже он поймет, что тогда он, на каком-то одним родителям ведомом автопилоте, сделал не просто правильное - единственно возможное.
Но он так и не поймет, откуда взялись у него силы не броситься к ней.
Откуда взялись силы просто переступить порог и войти.

***

В номере она повернулась, скрестив руки на груди и глядя ему прямо в глаза.
- Ты не должен был приезжать, - повторила она. - Зачем ты нашел меня?
СиСи уже знал, что нужно ответить нейтрально, чтобы не спугнуть ее, не нарушить неуловимое доверие к нему, которое позволило ей не захлопнуть перед ним дверь и не сбежать.
- Мне нужно было взглянуть на тебя, - хрипло ответил он, почти физически заталкивая обратно рвущееся из горла имя дочери. - Увидеть, что...
- Я в порядке? - она вскинула брови. - Я в порядке.
Позже он поймет, что все могло бы сложиться иначе - и тогда, наверное, он потерял бы ее вновь.
Тогда он не мог больше рассуждать и не мог сдержаться.
Просто в тот момент, когда насмешливо- сдержанно улыбались сухие губы, повлажнели ее глаза. То, знакомое ему с детства, едва ли не с ее младенчества, выражение Иден: одновременно упрямое и упрашивающее, исполненное твердости - и заставляющее сердце сжаться от страха за нее, такую сильную и такую ( может, он всегда подсознательно чувствовал это?) хрупкую.
- Иден...
Она отпрянула так, как будто он успел коснуться ее. В глазах взметнулся страх.
- Нет!
И как будто пытаясь возвести между ним и собой как можно более прочную стену, она заговорила - не сдерживаясь, яростно, не то защищаясь, не то - защищая:
- Ее больше нет, нет, слышишь? Иден- твоей Иден.
Она, наверное, увидела осознание в его глазах и поправилась:
- Нет, Лисы нет. Но и Иден- нет. Это навсегда.
Ему трудно, почти невозможно понять, пропитавшее каждое ее слово отчаяние и отрицание.
Он терял ее. А потом, сидя перед экраном глядя на озадаченно хмурящееся или заливисто смеющееся детское личико, он бесстрастно удивлялся тому, что в этой утратившей Иден вселенной еще что-то может длиться, совершаться, происходить, иметь значение - даже для него.
Сейчас Иден перед ним- недосягаемая, отталкивающая его - но она здесь, вот, на полускрытой откидным воротником шее бьется пульс, на левой щеке едва заметная царапина...Иден, послушай, только смерть необратима, с кепвелловским упрямством ( и как же сильно ощущает он его в ней сейчас!) хочет заставить он ее понять.
Он шагнул к ней, заставляя себя держать руки опущенными.
- Дочка, - в ее глазах прибавилось страха, но одновременно складки губ утратили жесткость, - ты знаешь, что я... я не могу тебя оставить.
- Можешь, - она вдруг заговорила медленно, спокойно, будто он и правда может
понять, тихо и внятно: - Потому что единственное, что мне помогает - знать, что это все не коснулось вас.
С откуда-то взявшейся твердостью ( как если бы ей снова было десять, и она упрямо отказывалась ... он не мог вспомнить, от чего отказываются маленькие, десятилетние девочки... ), он шагнул к ней.
- Я не отпущу тебя.
В ее позе - оживление, во вскинутом подбородке- зеркальное отражение его твердости, едва ли не наслаждение победой в упрямо поднятых бровях.
- Придется.
Позже он вспомнит, как схватил ее за плечи и сжал их.
- Я не могу тебя снова потерять, - сквозь сжатые зубы , раздельно, выговорил он.
Спокойный взгляд - так близко. Спокойный без горечи голос.
- Ты уже меня потерял. Вы все. Я... - ее лицо начало искажаться, вдруг сломалась линия взлетевших бровей, задрожал подбородок.
- Папа... - Оказывается, наощупь понимает он, это слово может ранить, ранить глубоко, до крови, - папа, неужели ты не понимаешь? - умоляюще, жалобно, так, будто он причиняет ей боль, и отказывается это понять, - я не могу видеть, как ты не узнаешь меня. А так будет- каждый день, всегда,- с безысходностью знания закончила она.
Он позже не сможет вспомнить, какие из ее слов заставили его руки выпустить ее плечи.
- Так лучше, папа.
Он чувствовал, что качает головой.
- Я не знаю, что лучше для тебя, родная, - услышал он свое признание, и они оба ощутили, как просто далось ему последнее слово, и почему-то это что-то изменило, - но я знаю, на что никогда не смогу пойти. Ты помнишь, - на миг дыхание прервало, - как я просил тебя о смерти?
Ее глаза затуманились воспоминанием, пережитым тогда ужасом. Это нужно. Прости.
- Теперь подари мне право быть с тобой, - тихо попросил он. - Это нужно мне - нужнее, чем что-либо тогда.
Он видел- она поверила.
Сухие, шелушащиеся, обкусанные губы, дрожащие ресницы. Через миг она подняла на него взгляд; взгляд не человека, сложившего с себя часть ноши, а принявшего на свои плечи еще одну- его.
Может, с детьми так всегда...Как отличить, где, как, когда стремление уберечь их от боли сменяется попыткой уберечь себя от их боли... позже задаст он себе вопрос. Не найдет ответа.
А она уже в его объятиях. И не вспомнить, кто сделал первый шаг.
Она плакала - не судорожно и не безмолвно, не таясь и не пытаясь не таиться.
Это были слезы, тихие слезы ребенка, который уже знает, что слезы ничего не изменят, но еще не верит, что это пройдет.
Отец прижимал ее к себе и мерно покачивал в руках. Он вспоминал ее самые первые слезы и самое первое свое обещание: " все будет хорошо".
Он повторял его сейчас. Снова и снова. Держа ее и держась за нее.
И вот уже нет ничего- ничего, кроме сомкнутых ресниц, тихого, прерывистого, как всегда после слез, дыхания.
Не заглядывай вперед, скажет он себе позже, ни до завтра, ни на час, ни за грань этих мгновений, ни до опущенных рук.
Не заглядывай. Не жди. Просто держи - вот так.
Может, тогда сможешь помочь.

Подпись автора

Все мы, малые и великие, исчезнем однажды, под властью времени...

Только настоящее...

Санта-Барбара 1995 год

- Кристин, посиди минутку спокойно.
Келли наконец удалось завязать большой голубой бант в темных волосах дочери. Малышка облегченно вздохнув, быстро соскочила со стула и вприпрыжку стала спускаться по лестнице. Прихватив сумочку, Келли направилась вслед за ней.

- Келли, ты все же решила это сделать?
С болью в голосе, спросила София, дождавшись, пока внучка выбежала из комнаты.
- Мама, я не хочу больше говорить об этом.
Келли упрямо отвернулась и хотела пройти мимо, но мать преградила ей дорогу.
- Зачем, дочка? Что ты этим хочешь доказать. Думаешь, твоя ложь что то изменит? От того, что ты скажешь это Кристин, она не станет его дочерью, а он ее отцом.
- Но он мог бы им быть! Все бы могло быть иначе, если бы я не... Если бы он не погиб!
- Келли, ты не виновата в его смерти.
- В смерти - нет. Но я виновата перед ним в гораздо большем.
Келли опустила голову и умолкла. Когда она заговорила вновь, ее голос звучал менее решительно и уверенно.
- Мама, я хочу, чтобы его имя не исчезло, не забылось. Пусть Кристин думает о нем как об отце, хранит о нем память. Так будет лучше и для нее. У ребенка должен быть отец, пусть даже и умерший.
Но София отрицательно покачала головой
- Ложь никого не может сделать счастливее, тебе ли это не знать. И потом, есть ведь еще...
- Не говори о нем! - перебила ее Келли - ты же знаешь, его никогда больше не будет ни в моей жизни, ни в жизни Кристин.
- Ты вправе решать за себя, но не за нее. А сделав этот шаг, ты навсегда лишишь себя возможности открыть ей правду, не причинив боли от этого безрассудного обмана.
- Она никогда не узнает правду!
Ничего больше не слушая и не оборачиваясь, Келли вышла из дома и почти бегом поспешила к машине.

Келли наклонилась перед плитой из черного мрамора и бережно положила на нее букетик свежих фиалок. На глазах, как всегда, когда она бывала здесь, выступили слезы. Она отвернулась чтобы скрыть их от дочери. Кристин с любопытством оглядывалась по сторонам, ничуть не пугаясь выстроившихся в ряд, угрюмых надгробий. Келли опустилась на невысокую скамеечку, стоящую у самой могилы и молча устремила невидящий взгляд на мраморный памятник. За эти годы она изучила на нем каждую трещину, каждую царапину. Она прикрыла глаза и сейчас же из глубины памяти прозвучал такой знакомый, уверенный голос:
Только настоящее имеет значение...

- Мама, мама, а кто это?
Нетерпеливый голосок дочери вывел ее из оцепенения. Малышка указывала на большую фотографию в траурной рамке, с которой улыбался мужчина с такими же лучистыми, серыми, как у нее, глазами.
- Это - Келли на миг запнулась, но потом твердо произнесла - это твой дядя.
Келли посмотрела на высеченную серебрянными буквами на черном мраморе надпись

Роберт Барр

а чуть ниже дата смерти Ноябрь 1990 год.

В жизни ее дочери не должно быть лжи!

Подпись автора

Все мы, малые и великие, исчезнем однажды, под властью времени...