Проснувшись в палате, Флейм чувствовала ужасную усталость и опустошенность, легкий озноб. Что-то мешало дышать, ей не хватало воздуха. Вокруг было темно.
Происходящее во время кесарева сечения она помнила урывками из-за обезболивающих. Словно ее сознание несколько раз просто отключалось. Но до сих пор чувствовала руки врачей в перчатках внутри себя. Шрам на животе пульсировал и чесался.
Флейм поморщилась. Врачи перевели ее в палату после того, как убедились, что она полностью отошла от наркоза. Детей сразу поместили в инкубатор, ведь они родились недоношенными. Она видела их лишь мельком. При этом четко запомнив их первый крик. Как и то, что в операционной ей хотелось плакать, когда их увозили от нее. Ей не дали прикоснуться к ним, рассмотреть их крошечные личики, ощутить частичку их тепла перед неминуемой разлукой. Кто-то настойчиво повторял что-то насчет кровотечения. Она решила, речь о детях, но теперь поняла, что кровотечение было у нее самой. Отсюда слабость в теле. И боль, физическая в том числе… Но больше ее одолевала нестерпимая душевная боль из-за разлуки со своими крошками. Внутри ощущалась бесконечная пустота.
Флейм постаралась успокоить себя. Ну что за мямля и дура! Даже лучше, что дети будут в инкубаторе, и она сможет избежать попыток со стороны персонала больницы показать их ей. А все эти чувства, одолевающие ее… Дело в гормонах, стрессе, операции. Она не мать детям, которых родила, всего лишь временная оболочка для них. Скоро на смену всем этим непонятным чувствам, бушующим внутри, придут другие. Свобода, избавление, воодушевление из-за скорой реализации отложенных планов. Мадрид все еще ждет ее. И ей станет гораздо легче, когда Роберт исчезнет из ее жизни. Затянувшаяся трагикомедия их отношений, наконец, завершилась.
Следующее, что ощутила Флейм, терпкий запах магнолий. Она потянулась к настольной лампе, чтобы рассеять темноту вокруг себя. Но стоило свету заставит мрак отступить, она увидела не только свежий букет в вазе на тумбочке у ее изголовья, но и Роберта, дремавшего на стуле рядом с ее кроватью. Что за черт! Его здесь точно быть не должно!
Она уже собиралась выключить лампу, но Роберт именно в этот момент открыл глаза. Видимо, свет разбудил. На его лице была заметная щетина, и, в целом, выглядел он уставшим, только восторженный блеск глаз, выбиваясь из общей картины, лишь подтверждал, вероятно, Роберт не спал последние часов двадцать.
Он поморщился, затем сев прямо, и тут же посмотрел на нее взглядом, полным нежной теплоты, и это ошеломляло, заставив ее на мгновение перестать дышать. Безумно хотелось прикоснуться к лицу Роберта, ощутить кожей шероховатость его щек, убедиться в его реальности. Можно ли полюбить кого-то еще сильнее, чем уже любил? Теперь Флейм точно знала, что да.
Роберт потянулся к ней и взял за руку, нежно погладил ее ладонь. Улыбка сияла на его губах.
— Спасибо тебе.
— За что?
— За рождение самых прекрасных малышей на свете.
— Ты их видел?
— Да. И они невероятны, Флейм. И с ними все в порядке. Но пока они будут находиться в инкубаторе.
— Я слышала в операционной.
Флейм смотрела на него смущенно, с легкой улыбкой. И он знал, она разделяет все его чувства. Испытывает внутри всю эту радость, ликование, волнение и одновременно страх. Желание поделиться со всем миром радостью, которая вошла в их жизнь, в виде двух крошек, воплощающих в себе их обоих.
— Как ты, Флейм?
Радость на лице Роберта сменилась беспокойством. Магия рассеялась. Флейм выдернула свою руку из его ладони. Придала лицу серьезное и холодное выражение.
— Что ты здесь делаешь?
— Хотел убедиться, в порядке ли ты.
— Я в порядке.
— Точно? Может медсестру позвать или врача?
— Если мне что-то понадобится, сама позову.
Флейм решила сменить лежачую позу на сидячую. Потому что разговаривать с Робертом, когда он смотрел на нее сверху вниз, ей было некомфортно. Но любые движения давались ей с трудом, отдаваясь болью в теле. Поэтому пришлось позволить Роберту помочь ей.
— Почему ты злишься?
— Потому что тебя здесь быть не должно!
— Ты действительно думала, что я просто исчезну?
— У нас была договоренность.
— Малыши минимум неделю проведут в инкубаторе.
— Я здесь при чем?
— Ты не настолько бессердечна, какой пытаешься выглядеть.
— Хватит, Роберт! Прекрати убеждать меня…
— Тебе следует все заново обдумать.
— Ты получил, чего хотел. Детей и жизнь с чистого лица.
— Я хочу позаботиться о тебе.
— И в какой же момент наших отношений ты это решил?
— Уже давно.
Лицемерие Роберта не было тем, что могло удивить ее. Уже давно. Он месяцами манипулировал ей и ее чувствами. Часть его натуры, от которой не избавиться. Флейм не составляло большого труда представить толпу девиц, которым за свою жизнь Барр успел запудрить мозги, добиваясь желаемого. Только она достаточно хорошо изучила его и его методы, чтобы развесить уши на пустые обещания.
— А как же разговоры о паре в разводе?
— Я говорил то, что ты хотела услышать.
— То есть врал?
— Флейм, почему ты не хочешь дать нам шанс?
— Нам? Нет никаких нас. Не понимаю, зачем тебе это? Зачем тебе я?
Роберт не знал, что ответить Флейм. Любые слова о чувствах к ней она не воспримет всерьез и постарается их повернуть против него же. Тем более у нее была целая куча доводов и фактов, которые совершенно не красили ни его, ни его поведение на протяжении многих месяцев.
— Какой красноречивый ответ, Роберт. Я хочу, чтобы ты ушел и больше не возвращался. Тебя ждут: сын, бывшая жена, бывшая возлюбленная и несостоявшаяся невеста. И меня в этом тесном кругу твоих почитателей определенно нет.
— Тебя настолько пугает то, что все еще может быть между нами?
— Ничего не было, Роберт. И ничего не будет. Уходи.
— Как знаешь.
Сказал Роберт, поднимаясь со стула, а про себя подумал — черта с два! Так просто Флейм от него не отделается.
Отредактировано Келли Хант (2024-12-29 19:43:42)
- Подпись автора
Крейг был плохим парнем, стремящимся стать хорошим, и хорошим парнем, с дурными наклонностями.