Магазин Рафины был еще одним пунктом того, что кардинально изменилось на Лас-Сиренас. Теперь это был полноценный супермаркет, занимающий огромную площадь. Современный дизайн, витринные окна, парковка. Элегантного, милого и уютного небольшого магазинчика больше не существовало. И лишь вывеска «У Рафины», теперь тоже огромная и замысловатая, связывала это место с прошлым.
Нет, Роберту вполне нравилось, во что в итоге Иден превратила остров. Комфортное место для жизни в первую очередь для местных, а не для туристов. Больница, рыбный завод, школа, детский сад, даже кинотеатр, некоторые бывшие тропинки были превращены в полноценные дороги для удобного перемещения по острову. Хотя все-таки странно попасть фактически в огромный музей его имени. Таблички: «Здание отреставрировано в честь Роберта Барра (Парризи)» — встречались на Лас-Сиренас повсюду. Не просто дань его жизни и трагической смерти. А ведь далеко не каждому в жизни предоставляется возможность узнать, какое почтение ему будет оказано после смерти.
Роберт вошел в магазин. Что Рафина все еще жива у него не было никакой надежды. В этом случае ей уже далеко за восемьдесят, если она и жива, вряд ли находится в здравом уме или вообще дееспособна. А его мучила ностальгия, как и сожаление, что он раньше не вернулся сюда, чтобы застать Рафину живой и попытаться выяснить известно ли ей, почему родители отдали Куинна. Рафина как лучшая подруга его матери должна знать хоть что-то, если не все. Все подробности и обстоятельства тех лет.
— Чем я могу помочь, сеньор?
Из-за прилавка вежливо обратился к нему молодой человек, еще совсем юноша. А потом стал с любопытством разглядывать. Роберт решил, что на острове местные явно знают, как выглядит символ Сиренас — Роберт Барр. Как выглядел.
— Мне нужна Рафина. Я старый…
— Минутку, сеньор…
Парень, его рука отчего-то дрожала, нажал на какую-то кнопку, и через несколько секунд в зал вошла молодая женщина, лет двадцати пяти. Вероятно, внучка Рафины. По крайней мере, внешне она была очень на нее похожа. На ту Рафину, которую он помнил.
— Сеньор Барр, для меня огромная честь, что вы посетили наш магазин!
С искренней радостью обратилась к нему женщина, тоже пристально разглядывая.
— Невероятно, что вы живы. Мы сначала и не поверили. Но, не сомневайтесь, каждый житель Сиренас искренне рад этому.
Роберт охотно верил. За полдня на Сиренас успел убедиться, что его возращению действительно рады, хотя на острове осталось мало тех, кого он знал лично и кто знал его.
— Я тоже рад вернуться сюда.
— Чем могу помочь?
— Я хотел узнать что-нибудь о Рафине, мисс… Полагаю, вы ее внучка.
— Верно. Зовите меня Рафина. Да, меня назвали в честь бабушки.
— Я хотел бы навестить могилу вашей бабушки, Рафина.
— Боюсь, не получится…
Увидев растерянность на его лице, молодая Рафина поспешила добавить:
— Бабушка все еще жива и будет рада увидеть вас.
Роберт счел невероятным, что старая Рафина жива, но это, несомненно, его обрадовало.
— Она постоянно повторяет, что будет цепляться за эту жизнь, пока не завершит какое-то важное дело. Чтобы уйти с чистой совестью. Но я понятия не имею, о чем она. Пойдемте со мной, сеньор Барр.
Женщина указала на дверь в глубине магазина. Они вместе направились к ней.
Оказалось, за магазином расположен дом. Причем более скромный, чем он ожидал, учитывая масштабы магазина.
— Я присматриваю за бабулей. Мои родители давно переселились на материк, но бабушка не захотела покинуть место, которое любит всем сердцем.
Это Роберт мог прекрасно понять. Он тоже любил Сиренас, пусть и не провел большую часть своей жизни на острове. Но именно здесь он был счастлив с родителями, счастлив с Иден и сердцем всегда стремился однажды вернуться сюда.
Рафина провела его через холл и коридор дома в небольшую уютную, очень светлую комнату. Постучала, прежде чем они вошли, хотя ей никто не ответил.
Старая Рафина сидела в инвалидном кресле у окна, греясь на солнышке и, казалось, совершенно не заметила их появления. Ее внучка подошла к ней, нежно обняв за плечи.
— Привет, корасон. Как ты сегодня? Не поверишь, кто пришел навестить тебя.
— Как ты, сердечко мое? Кто бы ни пришёл, спорю, что это точно не твоя неблагодарная мать.
Голос Рафины источал брезгливость и недовольство, был стар и скрипуч, но с теми же знакомыми нотками самодовольства и зазнайства, которые он запомнил еще из своего детства. Рафина, коренная жительница Сиренас, всегда считала себя выше других местных, больше причисляя себя к богатым белым туристам, потому что была с большинством из них на короткой ноге благодаря магазину, открытому на деньги…
Роберт тряхнул головой. Не время вспоминать. Он пришел сюда совершенно за другим. Точно не сводить с Рафиной счеты.
Женщина, располневшая и обрюзгшая, в которой с трудом угадывалась прежняя Рафина, развернулась в своем кресле в его сторону, резко побледнев, смотря на него больше с испугом, чем с радостью оттого, что увидела живым, после того, как он годами считался мертвым.
— Привет, Рафина. Как поживаешь?
— Робе…
— Я тоже не думал, что мы еще увидимся.
— Я оставлю вас. Позовите, если что-то понадобиться.
Внучка Рафины верно считала происходящее и предусмотрительно решила оставить их наедине. Когда она ушла, ее бабка обратилась к нему:
— Присаживайся.
Указала Рафина на ближайшее к ней кресло, большое и чересчур вычурное. Такие он видел лишь на приемах у королевской знати. Да и вся обстановка вокруг него оказалась довольно кричащей. Яркие цветочные принты скатерти, обивки кресел и дивана, накидок, покрывал и штор, тяжелая дубовая мебель, разные мелкие фигурки и статуэтки, всяких ангелочков и католических святых. Викторианская эпоха во всей своей красе. Складывалось ощущение, что хозяйка, хотя так и было на самом деле, долгое время влачила бедную жизнь, но, заимев деньжат, теперь старалась окружать себя лишь роскошью. Явно перестаравшись с этим. С другой стороны, подобное стремление было очень хорошо знакомо самому Роберту.
— Новости, что ты жив, обрадовали меня.
Роберт присел. Рафина несомненно была очень стара, хотя выглядела совсем не плохо для своего возраста. Пусть морщины на лице и мешали видеть ее такой, какой она была в молодости. Но острый взгляд темных глаз был по-прежнему при ней.
— Я рад снова оказаться на Сиренас.
— А ко мне зачем пришел? Ты годами игнорировал мое существование. Объявлялся только тогда, когда тебе было что-то нужно. Так что же тебе нужно теперь, Роберто?
Роберт нервно сглотнул. Роберто. Давно его так никто не называл. И тут же решил не увиливать, расточаясь, что скучал или что-то подобное. Они с Рафиной хорошо знали друг друга.
— Роберт. Хочу узнать о своем брате.
Рафина, видимо, ожидала чего-то иного. Сидела напряженная, пронзая его испуганным взглядом. Ждала, что он снова будет ее корить, что она взяла деньги убийцы его родителей и построила на этом свой бизнес?
— Я не про то, что хочу знать, где он. Мы с ним встретились много лет назад. Сейчас общаемся, налаживаем отношения.
— Это прекрасно, Роберто, что вы нашли друг друга.
Женщина расслабилась, облокотилась о спинку инвалидного кресла. Роберт же скрестил руки на груди.
— Значит, ты знала, Рафина? Всегда знала, что у меня есть брат? И ничего не сказала мне, когда родителей не стало?!
— Чтобы причинить тебе еще больше боли?! Я ведь ничего не знала о судьбе твоего брата. Совсем ничего.
— Мне было бы легче, знай я, что не остался один на целом свете.
— Ты был ребенком и все равно не смог бы его отыскать. Все, что знала я и твои родители, те люди были из Англии.
— Я имел право знать.
Рафина согласна покачала головой, но смотрела на него с сожалением.
— Как я могла открыть то, о чем твоя мама просила меня молчать? Ей было стыдно, она каждый день раскаивалась. Но твоим матери и отцу нужно было растить тебя, дать тебе хоть какое-то будущее. С двумя детьми они бы не справились!
С высоты возраста Роберт мог понять родителей, их безвыходную ситуацию. Отлично помнил, насколько в его детстве у них не было никаких излишеств. Знал, что не имел права судить их за принятое решение. Но какая-то его часть хотела, чтобы все было иначе. Кто знает, если бы они с Куинном росли вместе, их родители вовсе не погибли бы в ту роковую ночь, потому что не оказались в лодке на причале.
— Но как же вышло, что те люди, забравшие моего брата, вышли на моих родителей? Как маме и папе пришла мысль…
Женщина тяжело вздохнула, прежде чем ответить. Теперь в ее взгляде сквозили печаль и тоска.
— Это моя вина, Роберто.
— Твоя?
— В пятидесятых Сиренас не был местом притяжения туристов. Местные занимались ловлей рыбы и поставляли ее на материк по очень низким ценам. Жили мы здесь бедно и замкнуто. И порой продать своего ребенка бездетной паре было единственной возможностью выжить.
— Значит, это был бизнес такой? Ты своих детей тоже продавала, Рафина?
— Я, нет! Но, пойми, твои родители тоже не хотели отдавать твоего брата. Но у них были долги, пару последних лет перед вашим рождением оказались бедными на улов. А на Сиренас были заинтересованные посредники, готовые решать проблемы местных.
— Посредники незаконной торговли детьми?
— Да. Иностранки, которые никогда не были беременны, покидали Сиренас с ребенком и полным комплектом документов, словно они родили их здесь.
Роберт точно не открыл для себя новую вселенную. В Вегасе он повидал достаточно и более диких вещей. Прекрасно понимал, при желании и правильной организации, можно продать и купить что угодно. Живой товар не был исключением. Женщины, дети, а порой и мужчины. Все продавалось в их жестоком материальном мире.
— Ты сказала, что виновата.
— Это так, Роберто. Я убедила твою маму, а она в свою очередь твоего отца, что отдать одного из близнецов решение проблемы. Что тем самым тебе они смогут дать гораздо больше, а твой брат получит хорошую жизнь в Европе.
— Не такую уж и хорошую.
— Мне жаль. Те люди были при деньгах, когда забирали малыша.
— Деньги не залог счастья и любви. Но ты свою долю тоже получила? Я верно понимаю?
Рафина в ответ потупила взгляд в пол, подтвердив его догадку.
— В том числе поэтому забрала меня на воспитание, после смерти родителей?
— Я чувствовала вину и была обязана позаботиться о тебе.
— Деньги от убийцы родителей тоже лишними не оказались.
— Ты вправе винить меня, Роберто. Но часть тех денег пошла на тебя.
Роберт и сам прекрасно знал это, и это знание долгие годы жгло ему душу. Еда и одежда, покупаемые ему Рафиной. Именно поэтому он, как только смог, стал рыбачить самостоятельно, выручая деньги за улов, живя на них, чтобы не зависеть от подачек предательницы. А чуть позже стал подворовывать по мелочи.
— Родители любили тебя и твоего брата. И они никогда не забывали о нем. Верили, что он счастлив и всем обеспечен.
Рафина подкатила на кресле к шкафу, открыла один из ящиков, достала оттуда старую потрепанную картонную коробку. Внутри сверху лежали какие-то бумаги. Она подняла их и достала со дна коробки фотографию. Небольшую и явно очень старую. Затем вернулась к нему и протянула снимок.
— Мне следовало отдать его тебе много лет назад.
Роберт забрал снимок из рук Рафины. На нём были запечатлены два идентичных младенца, явно всего несколько дней от роду. Это были они с Куинном.
— Твои родители хранили его. После их смерти я забрала его и спрятала.
Роберта переполняли чувства. Он с легкостью представлял, как родителям было трудно принять решение отдать одного из своих детей. Помнил, как сложно было ему самому расставаться с Робертом-младшим, когда он отправил Натали вместе с сыном в Европу. Только он никогда не оказывался в ситуации родителей, не стоял перед их сложным и невозможным выбором. Пусть и не позволил в своё время сделать Флейм аборт. Поэтому запретил себе их судить. Он любил их. Своих маму и папу. Их с Куинном маму и папу.
Перевернув снимок, Роберт обнаружил надпись на обороте. Снова почерк его матери. Аккуратный, округлый и изысканный. Он провел по надписи пальцами, едва дыша, но был рад получить ответы на вопросы, так долго его мучавшие.
Отредактировано Келли Хант (Вчера 08:07:17)
- Подпись автора
Крейг был плохим парнем, стремящимся стать хорошим, и хорошим парнем, с дурными наклонностями.
