Вся время пока Флейм не было, Роберт сидел в кресле, пил виски и хмурился, смотря в никуда. Не зная, в какой именно момент все будет закончено, и его ребенок перестанет существовать.
Он поступил правильно? Разумеется. Из всех решений, принятых им за последнее время, это было самым верным. После рассказа Флейм о детстве, самым разумным было перестать ей мешать. Мысленно то и дело порой возвращаясь к его жутким деталям, Роберт каждый раз ощущал злость от осознания собственного бессилия. Что ничем не мог бы помочь Флейм в прошлом, да и сейчас вряд ли способен изгнать ее демонов. Поэтому ни к чему цепляться за иллюзию, которой не суждено воплотиться в жизнь. Вот родился бы этот ребенок и что? Флейм с радостью отдала бы его ему? Никаких гарантий этому не существовало. Она элементарно могла передумать после родов, вдруг у нее внезапно проснулся бы материнский инстинкт, либо она решила манипулировать им с помощью ребенка, зная, как он хотел его появления на свет.
Да и вообще, если бы и отдала, когда ребенок подрос, что он рассказал бы ему о его матери, об их встречи, их отношениях? Как Флейм и его брат похитили его, чтобы обворовать, а потом собирались убить? Как его держали в заложниках на болотах Луизианы? Как Флейм выстрелила в него, из-за чего он провел 15 лет в психушке? Как использовала его паралич и амнезию, чтобы попытаться отомстить бывшему любовнику? Или о том, что привело к его зачатию? Да, отличная «романтическая» история для ребенка, чтобы раз и навсегда травмировать ему психику.
Но несмотря на все разумные доводы, сомнения никак не оставляли его.
С одной стороны, Роберт понимал, что не сумел бы переубедить Флейм насчет аборта, она все равно избавилась бы от ребенка, ведь не собиралась рожать. С другой — ему казалось, он недостаточно предпринял, чтобы остановить ее. Зачем выбрал самый идиотский способ, решив запереть ее, что вылилось в итоге… Потому что так проще? Несомненно. Почему не попытался убедить ее, что влюблен? Особенно, узнав об ужасах, через которые ей пришлось пройти в детстве. Ему следовало окружить ее заботой, устраивать сюрпризы, дарить подарки. Он всегда умел обращаться с женщинами, умел убеждать их в своих чувствах, даже не испытывая… И в самом деле, почему вообще вцепился в этого ребенка? Флейм права, какая из нее мать. Да и что получится из смешения их генов. Вдруг малыш унаследовал бы нестабильную психику матери? Все к лучшему. Пусть ему и хотелось попытаться полноценно прожить жизнь, растить своего ребенка, чего ему не удалось с Робертом-младшим, но связывать жизнь с Флейм Бофорт посредством общего ребенка, да, кажется, он безумен не меньше, чем она.
После всех травм, нанесенных Флейм ее отцом, ей требует длительное лечение у психиатра, возможно, даже госпитализация, но точно не взваливать на себя заботу о невинном младенце, что, скорее всего, приведет к усугублению ее психического состояния.
Роберт потянулся к стакану с виски, тот оказался пуст. Тогда он взял бутылку в руку, внезапно осознав, что уже успел прикончить четверть ее содержимого. Но не чувствовал себя пьяным, хотя ему хотелось напиться в стельку и забыть обо всем. О кучи собственных ошибок, о том, как обращался с Флейм очень долгое время. О вечере, когда сорвался и едва не перешел грань, за которой не было возврата. Разве он не заслужил подобного итога? Вполне.
В этот момент Роберт услышал звук подъезжающей машины. Флейм вернулась.
Он взглянул на часы. Не так уж и много времени прошло с ее отъезда. Неужели она передумала? Роберт тут же посмеялся над собой, ага, размечтался. Он ведь понятия не имеет, сколько по времени длится аборт, чтобы серьёзно рассуждать на данную тему.
Когда Флейм вошла в дом, выглядела она бледной. Роберт почувствовал злость, ему хотелось бросить ей что-то жесткое и обидное, ведь она убила их ребенка. Но в итоге не стал. Пора забыть и двигаться дальше.
— Как себя чувствуешь?
Несмотря на вполне стандартный вопрос, в голосе Роберта сквозило обвинение. Закрыв за собой входную дверь и кинув ключи в сумочку, Флейм подняла на него глаза. Он сидел в кресле за рабочим столом, все компьютеры были выключены, на столешнице стояла бутылка виски и стакан, в котором тоже был виски. Замечательно, Барр решил напиться. Как смело и по-взрослому!
Флейм захотелось кинуть в него чем-нибудь тяжелым, хотя бы свою сумочку. Ведь это он втянул ее… из-за него она…
— Хочется прилечь.
— Может, кофе сварить и чего-нибудь поесть?
— Оставь свою заботу при себе, Роберт. Мы оба знаем, как сейчас ты ненавидишь меня.
— Сейчас я беспокоюсь о тебе. Выглядишь ты неважно.
— Я убила твоего ребенка, а ты беспокоишься обо мне?
Роберт несколько секунд пристально разглядывал Флейм, а потом поднялся с кресла и направился к ней. Она в этот момент уже была у лестницы, собираясь подняться наверх. Алкоголь предал ему смелости говорить все как есть.
— Я действительно хотел рождения этого ребенка. Но, как и сказал ранее, у меня нет права распоряжаться твоим телом. Я питал иллюзию, что смог бы пройти родительский опыт, который не познал с сыном. Но заставлять тебя рожать было эгоистично с моей стороны.
Роберт понимал, что, скорее всего, зря распинается перед ней. Ведь Флейм смотрела на него враждебно, словно прямо сейчас не желает видеть.
— Как трогательно, что ты признался в эгоизме, Роберт. Сейчас снова начнешь раскаиваться, что запирал меня, манипулировал…
— Я не святой.
— Неужели? А мне казалось, что это я грешница, а ты сама невинность.
Флейм видела, Роберт едва сдерживается. У него так и чесался язык, напомнить ей все ее прегрешения. Ведь он любил всегда быть правым и выходить победителем из любого разговора. И гораздо проще, просто сидеть и пить в одиночестве, переложив ответственность за все решения на нее, чтобы позже обвинить…
— Тебе действительно лучше прилечь и отдохнуть.
Эта фраза Барра окончательно вывела ее из себя. Не нужна ей его забота, пусть засунет ее себе…
Флейм, поднявшись на пару ступенек вверх, обернулась к Роберту, потому что не могла больше в одиночку выдерживать захватившее ее смятение.
— Кстати, у нас будет двойня.
Произнесла она и спешно поднялась по лестнице, чтобы он не мог остановить ее.
Флейм исчезла на лестнице раньше, чем смысл сказанных ей слов дошел до него. Двойня? У них будет двойня? Будет? Неужели это правда? Флейм не сделала аборт? Он поверить в это не мог.
Роберт метнулся вверх по лестнице и уже через несколько мгновений был у двери ее комнаты. Но Флейм успела запереться.
Он стал с силой стучать кулаками по двери. Ему требовались объяснения, и если надо он выбьет эту дверь к чертовой матери!
— Флейм, открой!
— Оставь меня в покое, Роберт!
— Ты не можешь сказать мне о двойне, ничего не объяснив.
— Сейчас я не хочу ни видеть тебя, ни говорить с тобой!
Голос Флейм дрожал, словно она плакала. Роберт продолжал стучать, чувствуя себя идиотом. Какого черта он с ней связался! Как только память вернулась к нему, ему следовало сбежать, или позже, когда он снова смог ходить. И тогда не случилось бы всей этой нелепой ситуации.
— Уходи, Роберт!
— Я хочу знать, почему ты не сделала аборт!
— Я не обязана отчитываться перед тобой, что делаю или не делаю со своим телом. Уходи!
Роберт наконец перестал стучать, понимая, что это бесполезно. Флейм не откроет и ничего ему не объяснит. По крайней мере, не в ближайшее время. Но вечно сидеть в комнате она не сможет, а когда выйдет, он потребует от нее так необходимых ему ответов.
- Подпись автора
Крейг был плохим парнем, стремящимся стать хорошим, и хорошим парнем, с дурными наклонностями.